Олег Северянин - Острова. Вторая жизнь. Роман-фантастика

– Судя по всему, ты моряк? – допытывался у меня любознательный старикашка по имени Ефимыч. – Но зачем тогда соскочил на землю бренную?

Он сам задумался над данной фразой, несколько раз грустно повторял её, опуская седую голову.

– Зачем? – глубокомысленно вопрошал он, и складывалось впечатление, что старик знает тайну, скрытую от меня и многих жителей, которая предназначена только для просвещённого ума и поэтому доступна не всем.

Я легкомысленно во всём с ними соглашался, даже не понимая всей глубины данной фразы и особо не обращая внимания на вдруг резко переменившееся настроение деда. Пытался строить глазки новоявленной невесте с мечтою о планах на будущее. Также надеялся обзавестись всеми благами цивилизации. А затем – сыном и дочуркой.

Старец не унимался и, в очередной раз кивнув грустно головой, продолжил свою словесную вязь:

– Ты из Гавани, – утвердительно молвил Ефимыч, тем самым перебив мои мысли. – Я тоже, и так же, как ты, служил на пароходе, но только механиком, благо половина жителей нашей планеты находится в море, но, в отличие от тебя, непутёвого, имел мудрость осесть на одном острове и в более раннем возрасте научиться хоть чему-нибудь. Я жил довольно хорошо, но, к сожалению, похоронил жену. Я был счастлив с нею, не сомневайтесь в этом. А вот ты решился скакать по всему свету, словно блоха, даже не ведая и не зная ничего, только повинуясь лихому азарту и нескромным мыслям. – Старик огладил задумчиво бороду и добавил: – Это очень нехорошо, но тем не менее я тебе завидую, поскольку сам не испил до дна столь интересной жизни. – Голос старца понизился до шёпота.

Я же со своей стороны легкомысленно вкушал очень сладкий виноград и не понимал из речи старца ни одного слова. Ватрушка хихикала, строила мне глазки и со знанием дела, глубокомыслием во взгляде переглядывалась со старцем, явно догадываясь о том, что я так не сумел понять и осмыслить.

Но это пока…

Мы долго сидели за столом, предаваясь своим эмоциям и ощущениям. Я старался переключить мысли старца на более оптимистический мотив, и это у меня со временем получилось. После чего Ефимыч развеселился и приказал:

– Зовём гостей!

Старец хлопнул в ладони и с озорством в глазах запустил в небосвод столовую вилку, которую давеча пользовал для трапезы. Она, в свою очередь, зацепившись за листик, потревожила дерево, мирно растущее у веранды. Дерево неизвестным образом приняло приказ хозяина и стало оглушительно верещать, явно подражая звуку сирены, принадлежащей… ну, скажем, хотя бы карете скорой помощи.

После чего все жуки и комары предпочли покинуть территорию. Собаки начали лаять, и вокруг наступил полнейший хаос. Всё вдруг зашевелилось и разволновалось, подул ветер с гор, выгнал мелкие облачка прочь, из-за этого небо прояснилось, а Ефимыч хитро-радостно прищурившись, провозгласил:

– Сейчас сами к нам пожалуют.

Он произнёс эту фразу как ни в чём не бывало, не обращая на вой сирены ни малейшего внимания, а далее хитроумный дедулька продолжал, хлопнув по крышке стола, на которой вмиг что-то выдвинулось, ушло внутрь, раздвинулось, сомкнулось, поднялось и резко опустилось.

У меня закружилась голова от столь резких метаморфоз, происходящих со столом, и я решил абстрагироваться. Все эти манипуляции не совпадали с законами физики, поэтому я попытался не обращать на столь дивные явления никакого внимания.

Но не в этом суть…

Ефимыч, будто шаман, делал непонятные для меня пассы руками, в результате чего на столешнице для начала оказалась пепельница с полуистлевшим окурком, затем она куда-то испарилась. Также образовывались неведомые вещицы и наконец появились фужеры да бокалы, огурчики да помидорчики, всевозможная закусочка, разноцветные салфеточки и обязательный штоф с прозрачным напитком. Ефимыч не унимался и продолжал делать пассы руками, в результате чего огурцы для начала самостоятельно замариновались, потом вообще превратились в кабачки, а помидоры – в чеснок.

– Чаёк вам хороший, заварной, – веселился дедулька, в то время как я с изумлением смотрел на бывший штоф с вином, чудесным образом преобразовавшийся в самовар. – Или не так, – произнёс задумчиво старикашка, а по совместительству – чародей.

Далее он оглядел присутствующих, немного подумал и вернул всё на свои места, как было раньше.

Я потянулся за огурцом, но Ефимыч удержал меня за руку, предупредив, что он очень сладкий, и вообще старик пока не научился творить настоящие овощи, соответствующие вкусовым качествам. Да и, собственно говоря, стол – это миф, некогда ранее описанный великим писателем и поэтом.

– Скатерть-самобранка, – обомлел я, преклоняясь перед творчеством лукавого деда. – Прямо как из сказки.

Дед ухмыльнулся и произнёс:

– Ну, после того, как я её прочитал, вдруг начал изобретать всевозможные безделушки да штуковины, приманочки для таких вот любопытных господ, как вы, твое сиятельство, любезный друг и почётный гость клана Ватрушек.

Спустя некоторое время к столу потихоньку начали сходиться гости. Они прибывали то по одному, то по двое, трезвые, пьяные, чистые, грязные, умные, глупые, но, в общем-то, хорошие люди и вдобавок честные в своей простоте. Они даже не собирались делать вид, что обладают высокой культурой и чистотой нравственности, просто были сами собою. Из-за этого складывалась обстановка без лишнего напряжения да неуместного пафоса, каждый жил как хотел, поскольку не намерен был соревноваться с соседом, чтобы показать, какой он хороший и правильный, в отличие от него.

Земледельцы, скотоводы, они искренне шутили, столь же искренне смеялись, подначивали Кайю к свадьбе, глумились надо мною, но атмосфера была такова, что я не обижался ни капельки, благодушно улыбался и, наоборот, старался шутить легко да доброжелательно, на их уровне, однако обходил щекотливую тему свадьбы.

С этими людьми я, в общем-то, сошёлся во взглядах, понял их нравы и полюбил за прямолинейность, простодушие, чистоту мыслей и полное отсутствие у них в душе чувства зависти, склочности, трусости да глупости, свойственной лживому и весьма лицемерному человеку, напрочь погрязшему в устоявшемся бытовом мнении, который, будучи его рабом, попросту отупел, воспринимая мир как сборник законов о морали и сильно опасаясь его разрушить.

Был один момент – это когда они в шутку чуть было не передрались друг с другом после того, как поспорили, чей помидорчик слаще, явно похваляясь обустройством своего участка. В другой раз, обсуждая урожай винограда, громко кричали и хватались за ножи, но в дело их не пускали, а только ограничивались лишь синяками да ссадинами, топорщили усы да изощрённо баловались матерным слогом, не забывая каждый раз поднимать указательные пальцы вверх и при этом гордо, весьма снисходительно поглядывать друг на друга.