Ольга Шевчук - Жди меня

В те годы на Украине, впрочем, как и везде в европейской части СССР, было невероятно трудно с жилой площадью. На улицах городов люди всё ещё разгребали завалы, оставшиеся после фашистских бомбёжек, на ударных стройках рабочие ремонтировали то, что хоть как-то сохранилось и подлежало восстановлению, усиленными темпами возводилось и новое жильё, к строительству которого привлекались заключённые. Страна залечивала раны, как истерзанный в неравной схватке зверь, который победил, но с большим трудом и огромными потерями. И шкура у него местами ободрана, и лапы перебиты, и кровью едва не истёк, но он пьёт целебную воду источника, жуёт спасительные травы, и раны понемногу затягиваются, он набирается сил, чтобы суметь противостоять врагам. Не так быстро, как хотелось бы, но всё же идёт на поправку, поскольку понимает: в любом лесу есть хищники, и нельзя стать их жертвой.

И всё-таки это было необыкновенное, упоительное время – время Победы и Большого Созидания! Славой и величием страны, разбившей «Третий Рейх», гордились все – от мала до велика. Повсюду звучали патриотические песни, люди были на подъёме. Фронтовиков уважали, на них хотели быть похожими. Мальчишки и девчонки восхищались отвагой пионеров-героев и мечтали тоже громить фашистов.

Мама пришла с работы не скоро, но папа её дождался. Киру отправили погулять на улицу, чтобы она не слышала разговора взрослых. Девочка закрыла за собой дверь, но во двор не пошла, а села на ступеньках лестницы, подпёрла ладошками вялые щёчки и подбородок. «Опять будут ругаться», – с грустью подумала она, уже наученная горьким опытом. Иногда родители так кричали друг на друга, что обрывки фраз взрывали воздух и летали от комнаты к комнате, от одной двери к другой, как заблудившиеся птицы, отыскивая путь на улицу.

– И сын тебе был не нужен! И дочь спихнула! – шумел отец. – За Кирой не смотришь! У тебя на уме только твоя работа. В общем, так, Нина. Готовь вещи, я забираю вас с собой. Если нет нормальной матери, так пусть у Киры будет хоть нормальный отец!

Но у Кириной мамы были другие планы.

– Командуй у себя в части! – охладила она бывшего мужа ледяными глыбами слов. – Я с Кирой уезжаю в Кустанай. Там рядом и бабушка, и моя сестра Валя. Они нам помогут. В Кустанае мне обещали и должность хорошую, и даже отдельную квартиру. Со дня на день я жду официальный вызов. А в твоём военном городке, у чёрта на куличках, мне делать нечего.

Как сказала мама, так в дальнейшем и вышло. Лётчик-ор-деноносец, на счету которого было немало боевых вылетов и удачно завершённых воздушных боёв, не смог сладить с женой. В очередной раз расстались, разъехались в поисках лучшей жизни. И пришлось Кире большую часть времени проводить либо в детском саду, а затем школе, либо у бабушки с тёткой, у которых был свой дом с огородом и плодоносящими яблонями. В бабушкином деревенском доме в небольшом посёлке под Кустанаем ей было не так одиноко, как в маминой городской квартире, – здесь она росла на пару со своей двоюродной сестрой Ритой.

Это продолжалось вплоть до нового переезда – на этот раз в Сочи, где Нине Сергеевне предложили повышение по службе и со временем обещали дать отдельное жильё. И упустить шанс, который выпадает раз в жизни, Нина Сергеевна не собиралась. Кира тогда уже оканчивала десятый класс школы.

С тяжёлыми сумками в руках Кира Борисовна с трудом забралась по ступенькам в автобус. Нет, не задыхалась. Побаливала нога, по щиколотку оплетённая багровой сеткой вен, что выглядело как ожог или огромное родимое пятно. Болезнь сосудов день ото дня прогрессировала, но собой заниматься Снегирёвой было некогда – на ней семья и престарелая мать. Из-за матери пришлось и на пенсию уйти, хотя могла бы трудиться на благо страны ещё с добрый десяток лет и высоко ценилась как специалист. Если бы мама жила с ними – можно было бы и не бросать работу. Уговаривала маму переехать к ним, ведь площадь вполне позволяет, но та не согласилась. Хочет жить одна. И обменять квартиру на другую, поближе к дочери, тоже отказалась. «Мне уже недолго осталось куковать на белом свете, – выдвигала основной аргумент. – Вот умру – делайте, что хотите. Меняйте квартиру, продавайте – мне уже будет всё равно».

Кира Борисовна поискала глазами свободное место в салоне автобуса, но нет, всё занято. И не только пожилыми людьми, уставшими от жизни, но и молодёжью.

– Слушай, парень, – услышала она трескучий голос: дед в чёрном болоньевом плаще обратился к подростку, который развалился на сиденье и щелкал кнопочками мобильника, изображая крайнюю занятость. – Ты бы уступил место женщине, вон она, с сумками стоит, – и показал глазами на неё.

Подросток сделал вид, что не слышит, продолжая терзать свой телефон.

– Я тебе говорю, – возмутился старик.

– Кого вы просите! – фыркнул лысый мужчина в потёртой кожанке, сосед старика. – Это же дегенераты! Они место принципиально не уступят – воспитаны на убеждении, что люди советского поколения не так жили, не за то боролись, и вообще привели страну к краху. А значит, и уважения не заслуживают. А что строили, воевали, свои жизни не щадили, чтобы они родились – это не считается. Это нам в заслугу не ставят. А сами они что могут? Только кнопочками щёлкать?

– Ага! Только кнопочками! – поддакнула ему старушка в платочке горошком, сползшем к спине. – Ни ума, ни образования у них нет! Зато научились кричать о своих правах! А то, что за любыми правами должны следовать обязанности, они даже и не слышали.

– А если и слышали, то пропустили мимо ушей! – оживилась женщина с накрашенными, как у Мэрилин Монро, губами. От неё пахло дорогими духами. – И не знают, что каждый человек должен отвечать за свои поступки! Перед обществом, перед страной, перед поколениями предков, отстоявших для них право на жизнь. Да и перед потомками тоже!

Автобус сделал резкий поворот, накренившись набок, и Снегирёву бросило на мужчину в кожанке. Но устояла, и его с ног не сбила.

– Простите, пожалуйста! – смутилась она, с трудом удерживая равновесие.

– Ничего, бывает, – кивнул мужчина.

Тем временем страсти в толпе накалялись.

– Думать для них – слишком сложное занятие, – продолжал ругать молодое поколение старик в плаще. – Не привыкли они шевелить мозгами! Спроси у него, кто такой Пушкин – полезет в Интернет, чтобы посмотреть.

– Хуже того, им не объяснили, что свобода – это вовсе не вседозволенность и хамское поведение. А они свободу только так и понимают! Дескать, я свободен, а значит, что хочу, то и делаю. И пошли вы все со своими нравоучениями.

Подросток, из-за которого вес сыр-бор начался, и ухом не повёл на эти слова, увлечённый какой-то электронной игрой. Судя по физиономии, ему нравилось его собственное независимое поведение. Пусть шумят, языками чешут. Как говорится, а Васька слушает, да ест.