Ника Январёва - Щясте. Роман-лего

Пашка после цунами совсем не мог находиться один. Ему было так тоскливо, что Кэтрин опасалась его оставлять. Бизнес её скатывался всё ниже. Музыкалка, лишившись Юры, совсем перестала вдохновлять, Кэтрин свернула рекламную деятельность, в мероприятиях участвовали мало, в основном это были сборные концерты по праздникам, а за них гонорар не предусматривался. Коллектив тоже как-то сдулся, новых учеников было мало. Поэтому больше времени проводила дома, обеспечивала хоть какой-то уют. Гибель родителей сблизила осиротевших. Олег долго болел, его исход был, увы, предрешён, но что в один миг не станет Павла и Лили… Это потрясло всех именно внезапностью. Почву вдруг выбили из-под ног.

Пашка кое-как допинал оставшиеся классы – скорее, на автомате. Просто привык, что надо учить уроки, что-то отвечать, выполнять какие-то действия. Но внутреннее опустошение не покидало его. Ни в какой институт он идти не хотел. Чем заниматься дальше и как жить, представлял очень смутно, а точнее – даже об этом не думал. И когда однажды Кэтрин предложила ему поехать на ПМЖ в Германию, он без долгих раздумий согласился. Во всяком случае, там было где скрыться от воспоминаний.

Сестра оформляла какие-то документы. Он ставил подписи, даже не вникая, целиком полагаясь на неё. Так оказалось, что они продали родительскую квартиру…

Правда, уже дано не было на стене в кухне никаких райских птиц. Вернувшись после цунами, Пашка заметил вдруг, что вместо красивейших птах остались на стене лишь размытые тёмные тени. Когда это произошло? И почему не обращали внимания раньше? Райские птицы… Мечта, квинтэссенция родительского счастья. Он помнил эти слова с тех времён, когда был совсем маленьким и ничего в них не понимал.

Да. Счастье поглотило море. На Юг родители выбирались за всю жизнь несколько раз. Самый первый – когда и познакомились, будучи практически его ровесниками. Потом ездили в Египет, когда мама поправилась после своей ужасной болезни. Об этом они тоже всегда вспоминали с улыбками, как об одном из самых тёплых и радостных событий в жизни. Третий раз оказался роковым. Наверное, они даже не успели понять, и вероятно, это даже хорошо – умереть с улыбками, в эйфории счастья. Держась за руки, смеясь, когда рядом лазурная вода моря, светит яркое солнце, тепло, и вокруг так много счастливых людей, которые не знают, что буквально через минуту всё изменится. Счастье резко слизнётся горем.

Он редко об этом вспоминал. Но груз, казалось, давил на плечи. Опустошение. Тоска, непонятно, зачем и куда двигаться. Основательно вышибло из своей колеи, а потому бездумно отправился с сестрой в те места, где ничего не напоминало об их семейной трагедии. Где были чужие люди, какой-то полузнакомый дом, где всё надо было начинать с нуля.

Музыкалку Кэтрин взял под крыло детский развивающий центр.

Лёня не пошёл проторённой дорожкой, Москва ему не глянулась. И местный вуз, как следовало ожидать, получил продвинутый класс далеко не в полном составе. Вот Петербург – другое дело. Леонид занимался филологией давно и серьёзно. Среди однокурсников он был «своим парнем», но и преподавателей не обходил сторонкой. Всегда у него было о чём спросить убелённого сединами профессора или очаровательную преподавательницу. Хорошо подвешенный язык и отменные манеры давали ему фору в любом случае.

В отличие от многих, он получал знания, а не гнался за оценками. Всё было просто интересно, а потому запоминалось на автомате, и все студенческие «прелести» в виде шпаргалок, зубрёжки, бессонных ночей перед экзаменами обошли его стороной.

Он являлся на экзамен с утра пораньше, и наступал его звёздный час. Преподаватели млели и не желали отпускать собеседника, обсуждали с ним сложные вопросы, к радости тех, кто пыхтел за партами, косясь в шпаргалки. За дверью Лёньку тоже ждали с нетерпением. Хоть говорят, что перед смертью не надышишься, но многим удавалось благодаря этим минутам выслушать вкратце чуть не весь курс. Краткосрочная память у молодёжи работала отлично, а значит, хорошие оценки случалось получать и отпетым персонажам.

Была и тайная работа: курсовики и дипломы ему заказывали, начиная со второго курса. Он запирался с ноутом в читальном зале. Готовый «курсач» пересылался по электронке, расчёт происходил через виртуальные кошельки. Был случай, когда заказчик-пятикурсник «забыл» расплатиться. Лёнька явился на защиту диплома и в пух и прах разбил выпускника въедливыми вопросами, так что «кидала» еле-еле наговорил на трояк.

В отличие от работяг, которые сделали написание чужих курсовых делом всей жизни, Зорин подходил к процессу душевно. Он не повторял избитые фразы, не копировал списки литературы, ему самому до дрожи интересно было раскрыть каждую тему.

Когда до профессуры дошли слухи о его приработке, декан факультета вызвал Зорина на ковёр. Разговор прошёл в откровенно дружеской атмосфере. Да, пишу. Не я, так другой. Хорошо всем: оболтусу, который защитился, универу – успеваемость выше, персонально ему – растёт уровень профессионализма, и не надо, образно говоря, ночами разгружать вагоны, чтобы служить науке. Леонид собирается в аспирантуру, а значит, все эти знания полезны не только ему, но и универу, в котором будет такой преподаватель. Что уж лукавить, персональная стипендия не так высока, чтобы и на прокорм, и на одёжки, и на удовлетворение культурных потребностей хватало.

В общем, разошлись миром.

К двадцати четырём годам защитил Зорин кандидатскую. Студентов он знал как облупленных, видел насквозь. Кто балду гонял, потел потом на экзаменах. Книжки у него читали все, и свои научные работы Зорин настоятельно рекомендовал тем, кто учиться хотел.

Отпустил Леонид Павлович бородку для солидности, носил исключительно костюм-тройку. Походка его стала более солидной, без былой размашистости. И сам не понял, когда начали коллеги считать его завидным женихом для своих дочек. То один вдруг на семейное торжество пригласит, представит со значением жене и дочке Софочке. То другой попросит выступить в качестве репетитора для Надюши. То дамочка за сорок угостит на кафедре чаем с тортиком – это-де Жанночка моя испекла вчера. И где-то Леонида, видимо, торкнуло. Конечно, почётно быть зятем заведующего кафедрой или симпатичной профессорши. Но как-то не лежит душа к их жеманным и слащавым Милочкам и Лолочкам. А холостяцкий быт, съёмная комната в коммуналке, тут они правы, нуждается в хозяйке.

Выбор пал на яркую брюнетку с острым язычком, которая держалась независимо и знала себе цену. Подхалимаж и заискивание выводили его из себя, а тут и тени не было, хотя второкурсница. Звали её по-пролетарски Майя, хотя на слуху уже давно только одна мультипликационная пчела. Так её и кликали студенты между собой – Пчела. Или Пчёлка с жалком. Потому что жалила порой беспощадно и с наслаждением.