Николай Слесарь - Фактическая революция

Откуда-то из-за угла дома донеслось лязгающее повизгивание поворачивающего в парк трамвая. Сразу в голове как будто прояснилось. Вон и чайка мечется под сенью туч. Жильцы в доме напротив сидят перед теликом. Они все время там так сидят. В одном и том же месте. В одной и той же позе. Изо дня в день. Собака у них еще живет. Только она там и перемещается из комнаты в комнату. Словно дикий зверь в зоопарке в поисках выхода, которого нет.

Где-то прямо под окном промчался невидимый грузовик. Потом в стекла ощутимо уперся невидимый порыв ветра, будто кто-то облокотился снаружи, и еще через какое-то время тихо пошел дождь, расплываясь по стеклу редкими штрихами от набегающего то и дело бесшумного ветра.

Может из-за этой своей бесшумности, все происходящее за стеклом казалось теперь совершенно несущественным и ненастоящим, что ли. Словно очередной налетевший откуда-то полусон.

У меня сегодня еще было последнее занятие по английскому, но представить, что я через час соберусь и куда-то поеду под этим моросящим дождем было немыслимо. Один процесс одевания вызывал дрожь и состояние паники. Это ж сколько на себя надо напялить неудобной, но теплой и герметичной одежды! А потом эта первая оплеуха, когда выйдя из унылой и темной парадной, ты вдруг оказываешься на мокром тротуаре открытый всем ветрам и дождю. А потом общественный транспорт со всеми своими своеобычными нюансами. И много унылых и мрачных людей, не глядящих в глаза и засыпающих на ходу. И еще это многоярусное офисное здание залитое ярким искусственным светом с разнообразными интернет-магазинами, курсами, бизнес проектами и торговыми складами. Обстановочка там та еще. Правда по выходным там, в общем, почти никого, но атмосфера не истребима. И кроме того, в прошлый раз, когда я преодолев все препятствия все же добрался туда, замерзший и отчаявшийся совершенно, меня встретила закрытая дверь и записка с извинениями..

Ненавижу такое свое состояние паузы. И ведь кажется, что теперь все вокруг словно бы застыло в иллюзии движения.

Я все еще вертел в руках шариковую ручку. Решил в кои-то веки набросать часть рукописи, что называется, в живую, почти что пером. Такая вот шальная мысль пришла с утра. С недосыпу ли, или все поиски вдохновения? Теперь все пальцы были в чернилах. Ручка что ли подтекает?

И какое может быть вдохновение в такой день? В такой день ничего не может быть. Даже дождь и тот еле капает. Словно где-то там наверху случилась закупорка.

Видно и у них тоже такое бывает.

На самом деле, объяснение ручки в руках было куда более прозаичным. Мой пожилой и заслуженный ноутбук приказал долго жить. Мерзкий кот, воспользовавшись подвернувшейся ситуацией, сбросил его с холодильника на твердый и холодный кафельный пол на кухне. Ноутбук немедленно разлетелся на части. Отдельно клавиатура, отдельно экран. В общем, был ноутбук и сплыл. Хорошо, жесткий диск живой остался. Да только другого компьютера у меня дома не было. Сволочной кот теперь отбывал наказание, пребывая на жесткой диете и лишенный ежедневных прогулок.

Вот и пришлось браться за перо и чернильницу. Романтично, конечно, но малоэффективно. Ручкой я теперь писал как курица лапой. Навыки были потеряны, и дело не шло.

За стенкой у соседей радостно проснулся телевизор тоже. Видно все же вечер в разгаре. Новости. Вечерний выпуск, так их и так. Ретрансляция истинных интерпретаций.

Стало ясно, что писать все одно сегодня уже не получиться. Минус день. Придется делать что-то еще. Только что именно? Читать тоже нет настроения. Во-первых, совершенно непонятно что. Да и пока пишешь свое, окунаться в чье-то чужое обычно совершенно не хочется. Можно конечно съездить к приятелю за другим ноутом, он мне обещал подкинуть свой старый. Да что-то было уж совсем неохота на улицу под дождь выползать. Раньше надо было думать.

Главное в магазин не надо идти. Хорошо, что я вчера забежал после работы. И вообще никуда по большему счету теперь не надо. Даже на английский. Ох уж мне этот английский.

Тоже что ли врубить телик? Из солидарности?

Из прихожей донесся странный шум, будто кто-то принялся вдруг подметать пол, переставляя раскиданную на полу обувь. Видно кот рвался на улицу. Запереть его на балконе на часок, чтобы знал?

Но от окна магическим образом было уже не отлипнуть. Что-то там притягивало даже не взгляд, а словно бы целиком весь мозг, душу. Как в темном кинозале бывает упрешься взглядом в светящийся прямоугольник, и будто кроме него больше нет ничего.

Дождь незаметно припустил чуть сильнее. И какой-то он был ни фига не весенний. Скорее безучастный ко всему осенний.

И как эти птицы еще летают в такую погоду? Что за удовольствие? Ведь они даже не еду ищут и не общения, а словно пытаются вырваться отсюда..

– Ну его нафиг! Ни шагу сегодня из дома.

Даже просто выйти на балкон покурить и то было страшновато. Стоит только приоткрыть окно или дверь, как в эту щель сразу ворвется нечто холодное и безрассудное, переворачивая все с ног на голову.

Моя зона комфорта не предполагала теперь что либо расположенное вне моей жилплощади.

Я методично отслеживал стекающие по диагонали капли на стекле и явственно отключался.

И вот уже приглушились звуки вокруг. Исчез сначала звук телевизора за стенкой, потом шум машин за окном, жильцы дома напротив словно растворились в дожде, сам дождь растворился, а за ним и весь дневной свет…

Зато появился ветер. Сразу очень много ветра.

И снова молчание..

Оглушительный ветер проносит по пепельно-серому небу несчетное число рваных свинцовых туч. Они несутся клочьями из-за горизонта и уносятся за горизонт. Бесконечный поток шириною во все небо. А под ним лишь берег и неистовый океан.

Все побережье заполняют сплошь голые скалы и камни. Беспорядочные и неизменные день ото дня. Бог знает сколько времени они пролежали вот так под этим небом, поливаемые ледяными дождями и засыпаемые снегом, а потом вновь и вновь иссушаемые ветром.

И в этот берег бесконечно день ото дня, год от года бьется столь же свирепый и грозный океан. Бездонный и необъятный. Он словно бы раз от раза безуспешно пытается вырваться из своих, предначертанных кем-то другим, берегов. Так, словно его бескрайнему и бездонному существу становилось вдруг нестерпимо тесно в своем гигантском ложе, и он хотел бы заполонить собой весь остальной мир от края и до края.

И эти камни на берегу, и океан такие же серые, как и небо над ними. И кажется, что здесь вообще не бывает никаких цветов. Только бесконечная серая палитра, от почти черного, до почти белого и ничего другого.