Irina Raymond - А я до сих пор жива. Исповедь особенной мамы

Как можно чувствовать потерю…

И это может только мать.

Вот сына – нет. А я НЕ ВЕРЮ!

Наша Шурка была со мной. Она крепко запомнила дорогу к сыну. Всегда ходила и хожу к нему пешком. Это около 1,5 часов пути: город, лес. Мимо того памятника молодому человеку…Теперь одна. Или с Шуркой. Уже есть к кому… К старшему сыну. Горечь петлёй, как и раньше…

Винила себя. Очень сильно. Могла же уговорить, настоять, запретить, в конце концов. Тогда я не понимала, что не могла. Это только его судьба. Такая судьба, но только его, моего мальчика, моего старшего сына.

Прости меня, мой мальчик, тебя не сберегла.

Теперь твоё пристанище лишь мгла и тишина.

Каким ты был счастливым и солнечным каким!

Прости меня, мой милый. За всё меня прости.

Шурка вела меня сама к сыну, как только я ей говорила:

– Шурика, к Диме идём.

Дорога по кладбищу длинная. Всех уже узнавала по памятникам, если слёзы не заливали моё лицо и мою душу. Моя собака так любила старшего сына, что сама не знала, как разорваться между мной и им. У сына она ложилась мордой к его лицу и так лежала часами, пока я сидела и разговаривала с ним или … Солнце ли, хмарь ли…Что воля, что неволя. Невообразимое начиналось тогда, когда я решала-таки идти домой. Шурка будто не слышала. Как лежала, так и оставалась лежать. Даже ухом не вела. Я уходила к дороге. Не идёт. Возвращалась обратно. Не могла же собаку оставить одну.

Мы опять были с Димкой. И так могло продолжаться ещё несколько часов. Шурка подолгу не уходила от сына. У них была своя связь. Димка, когда был дома, много гулял с ней и баловал её, как мог. Я сердилась, что сын собаку расхолаживает. Шурку подарили сыновья. Решили, что мне нужен кто-то, кроме них, для заботы. Два кота не в счёт. Их надо любить и кормить. И всё. А тут: гулять по три раза в день, дрессировать и… много всего. И для охраны. Лучшая, какая есть из собак. Наш второй русский чёрный терьер – Шарлотта де Карда. По-простому, Шурка. Шарлотта – это для шарма. Карда – это богиня затворов и замков, хранительница семьи. «Карда» осталась от нашей первой собаки – Рады Карды Ричи. Своё назначение Рада выполнила на 6 по пятибалльной системе, несколько раз спасала семью от гибели, в буквальном смысле. Потому и второй оставили это переходящее имя. Для охраны семьи. Кто же знал, что это не спасёт моего сына.

Потом я снова уходила. Далеко. Шурка понимала, что не вернусь обратно, и медленно плелась за мной, постоянно оглядываясь. Я наблюдала за поведением собаки, если была в состоянии, что – либо видеть. Шурка вела себя по-разному, когда мы приходили к Димке. Могла часами лежать неподвижно. Иногда срывалась и куда– то убегала, возвращаясь через какое-то время.

Было и так: она вставала на скамью передними лапами и начинала вглядываться, но только в одну сторону, очень пристально и подолгу.

О том, чтобы к нам кто-то близко подошёл, не могло быть и речи. Издалека людей предупреждали – это наша территория. Никто не смеет сюда вторгаться.

Нашу территорию я устроила, как дизайнер. Альпийская горка в цветах и травах, с кустами и даже деревьями, где каждый сантиметр пролит моими горючими слезами и удобрен моими молитвами.

Стихи каждый день. Не могла оторваться от карандаша. Писала и писала. Откуда что шло? Не знаю. Записывала всё, что приходило мне сверху, еле успевая и хватая мысль, буквально, за последние буквы.

Леденящий ужас сковывает душу.

Начинаю я сердцем понимать,

Что мой сын уже, клятвы не нарушив,

Не придёт ко мне… Но я буду ждать.

Буду ждать всегда, зная безнадёжно,

Что с небес, увы, возвращенья нет.

А что сына нет, мне поверить сложно:

Вижу наяву глаз зелёных свет.

Волосы его пахнут разнотравьем.

Сильная ладонь гладит по плечам.

Мальчик мой родной, Лучик долгожданный,

Как мне жить теперь здесь и без тебя?

*

С болью своей не расстаться

Мне никогда – никогда.

Где-то есть солнце и небо.

Где-то луна и звезда.

Только не будет мне больше

Счастья на этой земле.

Сын мой, мой солнечный лучик,

Как-то погас в вышине.

*

Не могу принять, не хочу,

Что мой сын, так уйдя, не вернётся.

Снова я зажигаю свечу.

Вся застыла и сердце не бьётся.

Я слезами уже не давлюсь:

Просто лето и просто живу я.

Богу истово я не молюсь.

Что случилось, принять не готова.

*

Очень больно так жить. Очень больно.

И не знаю, помочь как себе.

Эта жизнь – с кандалами неволя.

Солнце есть, но оно в вышине.

Половина моя в этом мире.

А другая не знаю и где…

На расстрел повели, не убили.

Только сердце изранили мне.

Я замкнулась в своём горе. Всё разделила на «до» и «сейчас». И этого «сейчас» не было у меня. Я работала. Был самый сезон для ландшафтного дизайна. Как и что у меня получалось, не знаю. Людям нравилось. Выслушивала похвалы, получала деньги за работу, принимала новые заказы. Но. Всё потеряло смысл. Я « почернела», как говорят. И душа, и тело. Младший сын. Это держало. Крепко. Очень крепко.

Вся жизнь, как в театре: лишь горе и слёзы.

Досталась опять трагедийная роль.

За что мне такая вдруг выпала доля,

Где мало халвы, остальное всё – соль?

Как много на свете великих комедий,

Но жребий мой чёрен. Увы, не свернуть.

От счастья осколки блестящих мгновений.

Судьба повернулась спиной – это суть.

Не знаю, как быть? Где найти этот остров?

Зарыться, как страус трусливый в песок.

Но… сын у меня. И пусть уже взрослый.

Я стойко живу. Кровь стучится в висок.

*

Неправда всё! Не верю! Не хочу!

И не смогу поверить никогда.

Мой сын на небе… Зажигаю я свечу.

А младшего нельзя мне предавать.

Борюсь с собой. И знает только Бог,

Как трудно мне даётся каждый день.

И жизнь моя – не храм. Уже острог.

И я в ночи. И не звучит свирель.

Была вхожа в нашу дружную семью, кроме Светики, уже моя ровесница, интеллигентная, всегда модно одетая – Галина Николаевна. Друг семьи, как я считала тогда. Одинокая женщина, у которой не было детей и мы задружились очень сильно. Практически, каждый вечер она заходила к нам на «тарелку супа». Всегда ждали. Юмор у Галины Николаевны на «пять». А я люблю готовить и умею это делать.

Дмитрий превосходно кашеварил. Это началось в 9 лет, когда сыновья угостили меня своим первым тортом « Пирог с необитаемого острова». Сыровато тесто и яблоки жестковаты. А я ела и хвалила. С этого и начались Димкины «безе», торты из батона и… Блины он освоил раньше меня. За себя было стыдно. За сына распирала гордость.

Галина Николаевна тоже обожала, когда Дмитрий дома и готовил свои изыски. А мы были не против: всегда рады хорошим людям в своём доме. Димка часто помогал ей по хозяйству: что где прибить или починить. Руки и в этом деле были на месте.