Лория Попова - Зазеркалье, или Дождь смывает все следы

«Не дай ему Бог выломать дверь! – с ужасом подумала я. – Что он хочет? Украсть у нас нечего. Что я ему сделала? Хотя постой-ка… Кажется сегодня утром… Ну да, – точно! Это же он сегодня был у нас с этим проклятым Петькой, когда я прибегала на переменке из школы!»

– Послушай, детка, – сказал Петькин дружок, как бы читая мои мысли, – надеяться тебе не на кого. Твоя достопочтимая мамочка с моим другом пошли на двухсерийный фильм. На последний сеанс.

И придут, ой как поздно! А замочек ваш выломать мне пара пустяков. Так что в последний раз по-хорошему говорю: открывай дверь, мне надо с тобой серьезно потолковать.

– Ладно, – поразмыслив, ответила я, – раз надо потолковать – потолкуем! Дверь я вам открывать не буду, а лучше вылезу через это разбитое окно.

Я подошла к разбитому окну и пододвинула к нему табурет. Мужчина помог мне перелезть через окно и, когда я уже стояла на земле, ударил по лицу. Я вспомнила, как поступал Вадька, когда мы с Олькой его били, и встала быстренько на колени.

Сложила молитвенно ладони, прижала их к груди и стала просить пьяницу только не убивать меня.

Петькин дружок рывком поднял меня с колен и зажал мой рот своими губами. Я застонала от боли и чуть не задохнулась от перегара. Потом он поднял меня на руки, лихорадочно бормоча:

– Я понесу тебя к себе домой… Это тут, недалеко, минут пятнадцать ходьбы… Я живу с мамой. Жены у меня ней. Ну и что, что я сидел в тюрьме? Ведь ты же все равно станешь моей женой, правда?

– Конечно, сказала я. – А нам разрешит твоя мама? Ведь мне всего одиннадцать лет.

– Ничего, – шептал мужчина, неся меня по темной, дождливой улице, она у меня добрая…

Из-за поворота неожиданно вывернула автомашина и осветила нас Фарами. Мужчина вздрогнул, руки его ослабели. Я соскользнула ящерицей на землю и изо всех сил бросилась бежать в сторону ярко освещенной улицы. Мой похититель кинулся прочь – в темный проулок.

На центральной городской улице был открыт в этот поздний час только один дежурный магазин. Запоздалые прохожие и парочки влюбленных прятались от дождя под навесом магазина. Сначала я зашла в магазин, но, подумав, что здесь могу не заметить возвращающуюся из кинотеатра маму, вышла на улицу. Промокнув до нитки, я уже не чувствовала холода и скатывающихся по щекам слез…

Прошло четыре года. Мне исполнилось пятнадцать лет. Каждую неделю теперь я с нетерпением ждала вторника и субботы. По этим дням мы с подругой Катей Веселовой ходили на репетиции в драмкружок при районном Доме пионеров. В драмкружке мне очень нравилось.

С нашей руководительницей Зоей Васильевной мы готовили спектакли, а по праздникам давали представления. Вместе с нами, с девчонками, на сцене выступало, между прочим, и немало мальчишек, которые охотно и увлеченно играли свои роли.

Зимой, во время новогодних каникул, мне поручили роль Снегурочки. Выступать предстояло на сцене районного Дворца культуры.

– Не робей! – напутствовала меня 3оя Петровна перед выходом. – Ведь ты такая красивая девочка. У тебя не должно быть ни грамма скованности! Спокойно, плавно… пошла!

Почти на каждом, столь ответственном спектакле рядом со мною была Катя Веселова.

– Анжелика Маркизовна! Крепитесь! Твой боевой товарищ рядом, – подбадривала она.

Моя лучшая подруга Катя была тайно влюблена в Павлика, который тоже уже давно ходил в наш кружок. Что она – такая умная и даже очень симпатичная, находила в этом Павлике, для меня было загадкой. Роста её кумир был средненького, сам щупленький, волосы светлые и редкие. Глаза его, правда, сразу обращали на себя внимание – большие такие, синие-пресиние.

Как-то Катя показала мне стихотворение, посвященное Павлику. Называлось оно «Твои глаза, как омут». Сквозь всё стихотворение красной нитью проходила мысль, что как не сильны Павликины глаза и не страшны, как омут, она найдет в себе силы справиться с ними.

– Вроде бы ничего, – сказала я. – Только ты ему читать не давай, а то твой Павлик и так нос выше головы задирает.

Через неделю у начинающей поэтессы произошел серьезный скандал с отцом. Кати не было дома, а папа, проверяя содержимое портфеля дочери, обнаружил тетрадь со стихами.

– Это что такое?! – кричал Семен Давыдович, размахивая тетрадью перед Катиным носом. – Потаскуха! Я тебе сейчас покажу «глаза как омут»! Ты у меня сразу в сознание придешь, сразу из головы вся дурь вылетит! Сейчас же садись за уроки! Из дома ни шагу без моего разрешения! Ты меня хорошо поняла?!

Но Катя вместо ответа лишь с силой хлопнула входной дверью.

– Как я завидую тебе, Анжелка! – рыдала вечером у меня на плече подруга. – У тебя нет отца, никто за тобой не гоняется по квартире с ремнем и не кричит: «Ты что, гадина, без спросу открыла сгущенное молоко!». Знаешь, папаша мне даже запрещает дружить с тобой, говорит, что мол, тебя связывает с этой плебейкой? У тебя, мол, есть друзья получше – умные, начитанные, из хороших семей… А я всегда буду дружить с тобой! Ты ведь тоже не бросишь меня, Анжела, да? – говорила Катя, всхлипывая.

– Да, – прошептала я, и мы разрыдались вместе.

Наплакавшись вволю, мы решили отомстить Катиному отцу. И я с важной миссией направилась к Семену Давыдовичу.

На мой стук дверь открыл сам глава семейства.

– Катерины нет дома, – не дожидаясь моего вопроса, холодно произнес Семен Давыдович.

– Знаю. С Катей я только что разговаривала. И она мне, рыдая, сказала, что не хочет так больше жить! Если вы и дальше собираетесь над ней издеваться, то она пойдет в аптеку, купит там какого-нибудь яда и отравится, а я пойду в свидетели! – выпалила я на одном дыхании.

– Вон отсюда! – заревел и затопал ногами Семен Давыдович. – Вон, шантажистка!

– Я-то уйду, но вы еще ответите за свой садизм! Ух, старый козел!

Со всей силы я хлопнула дверью и убежала.

Поздно вечером, когда Катя уже стала устраиваться у нас в доме на ночлег, в дверь постучали. Это был Семен Давыдович. Переговорив с дочерью с глазу на глаз он ушел. А вслед за ним стала собираться домой и Катя. Конфликт был замят, но я еще долгое время не ходила в гости к подруге: не могла забыть этот скандал и обжигающее слово «плебейка».

Моя школа по-прежнему, кроме неприятностей, ничего не обещала.

У нашей классной явно не все были дома. Только мы стали учиться после зимних каникул, как она задержала меня после уроков и стада требовать признания в том, что я имею взрослого любовника. Я от удивления только таращила глаза и ничего не могла сказать в свое оправдание.

– Не строй из себя наивную девочку, – строго говорила классная руководительница. – Мне все известно! Я лично видела тебя с мужчиной средних лет.