Лория Попова - Зазеркалье, или Дождь смывает все следы

– Ничего не понимаю, с каким мужчиной?! – лепетала я.

– Вспомни-ка хорошенько! С кем это ты в воскресенье вечером ходила в кино?! Кто с тобой любезно разговаривал и вел под руку из кинотеатра?!

– Ах, вот в чем дело! – наконец дошло до меня. – А вы разве не заметили еще и двух женщин, шедших с нами рядом? Одна из них – моя сестра. Она тоже, к несчастью, училась в вашей школе, а сейчас – замужем. Мужчина же «средних лет» приходится ей свекром. Другая женщина – жена этого любезного мужчины. Надеюсь, мое объяснение вас удовлетворило?

От злости на ненормального педагога я стала пунцовой.

– У вас очень богатое воображение, – добавила я ухмыляясь.

– Ладно, – сказала классная и лицо пошло у нее красными пятнами, – но предупреждаю, что я ещё все это проверю!

…В дворе школы меня ждала одноклассница Алла Манукянц.

– Знаешь Анжел, а я догадываюсь, зачем тебя задержала наша классная!

– Да?

– Не удивляйся, она вчера выведывала у меня, встречаешься ли ты с кем, и есть ли у твоей матери любовник. Я ей ответила, что ты вполне порядочная девчонка, а остальное меня не касается. У моей матери у самой уже третий муж!

В знак благодарности за такую поддержку, я в подробностях поведала Алле о нашей беседе с классной руководительницей. Громко посмеявшись, мы разошлись по домам.

А через пару недель меня ждала новая школьная непонятность.

На перемене кто-то из моих одноклассников спрятал портфель. Когда прозвенел звонок на урок, и я вошла в класс, парта была пуста.

– Кто спрятал мой саквояж? – с деланной улыбкой оглядела я притихший класс. – Давайте-ка его скорее, а то сейчас явится литераторша. Ну, пошутили, и будет…

– Да никто его не прятал. Он сам перебежал вон туда, за последнюю парту, – лениво махнул мне Васька Петров.

Раньше Петров сидел со мною за одной партой. Когда мы учились еще в первом классе, Васька даже плакал от злости, если я дразнила его «пятачком» за курносый нос. Но все же он был добрым и честным товарищем. Возможность убедиться в этом мне однажды представилась.

Как-то я сильно опаздывала на урок, и когда, торопясь, снимала пальто в школьном гардеробе, потеряла золотую сережку. Поначалу я этого даже не заметила. Вася нашел сережку и во время урока пододвинул ее ко мне.

– Петров, – прошептала я, обрадовавшись, – вот урок кончится, я тебя в щечку чмокну! Какой ты молодец!

– Ни к чему эти телячьи нежности, – покраснев, ответил он тоже шепотом…

…Итак, когда я наклонилась, чтобы вытащить из-под чужой парты свой портфель, в класс вошла учительница по русскому языку и литературе.

– Грачева! – неожиданно раздался ее громоподобный голос. – Ты, почему повернулась к учителю своим толстым задом?

Все вокруг дружно заржали, как жеребцы, а Лидия Степановна продолжала выговаривать мне, как ни в чем не бывало.

– Какова хамка! Я стою лицом к классу, а она ко мне – задом!

Я от стыда стала малиновой и, опустив голову, поплелась с портфелем к своей парте. Слезы от обиды и унижения побежали по моим щекам.

– Чего ты ревешь? – сказал мне Васька, сидевший за моей спиной. – Встань и уйди!

– А на самом деле, чего я жду? – подумала я и, решительно схватив злосчастный портфель, выбежала из класса, как следует хлопнув напоследок дверью.

Дня через два после этого инцидента у нас в классе состоялось совместное собрание учеников, родителей и педагогов. На него я не пошла, заявив матери, что больше вообще не собираюсь появляться в школе.

С собрания мама вернулась вместе с двумя моими подругами-одноклассницами – Галей Сердюковой и Инной Киселевой. Втроем они стали уговаривать меня не пороть горячку, а учиться дальше, тем более, что все уже замято и Лидия Степановна обещала ко мне больше не придираться. Я успокоилась и решила пока остаться.

Теперь на уроках русского языка и литература я демонстративно вела себя как вольный слушатель. Могла, например, открыть «Химию» или начать зубрить «Геометрию», а то и вовсе – выкладывала на парту какой-нибудь детективчик. Лидия Степановна тоже демонстративно не замечала моих выходок и редко когда спрашивала меня по пройденному материалу.

Если кто и нравился мне из школьных педагогов, то это, бесспорно, была учительница истории Нина Яковлевна Быстрова. Нина Яковлевна рассказывала нам о своей поездке к мужу в ГДР, где тот находился в качестве советского специалиста. За границей ей больше всего понравилась культура общения немцев, их честность и доброжелательность.

– Вы знаете, ребята, – делилась своими впечатлениями учительница, – я по привычке заходила в магазин, чтобы просто поглазеть, а мне навстречу каждый раз, приветливо улыбаясь, спешили продавцы, спрашивая: «Чего изволит фрау?». И если мне даже ничего и не надо было, я все равно не могла устоять, покупала предложенный товар – неловко было отказаться!

Когда же мы пытались задать учительнице какой-нибудь щекотливый вопрос политического характера, Нина Яковлевна, шутливо перекрестившись, говорила:

– Бог с вами, ребята! Я от вас ничего не слышала!

На уроках английского языка я себя чувствовала недочеловеком. Кроме алфавита и нескольких десятков слов – ничего не знала. О переводах с русского на английский и наоборот -вообще не могло быть и речи. Но и наша «англичанка», похоже, не особенно-то стремилась выучить нас иностранному языку. Мне порой казалось, что ей было просто скучно заниматься своим делом.

На уроках «англичанка» любила поговорить (по-русски, разумеется) о строительстве БАМа, о том, как работала переводчицей в Египте, о взаимоотношениях между юношами и девушками, о политике, и вообще о жизни. Мы, зная эту её слабость поболтать на отвлеченные темы, поочередно, с невинным любопытством, на каждом уроке старались «завести» ее. Воспоминания или рассуждения длились, как правило, около получаса. Потом, спохватившись, она торопливо начинала объяснять значение новых слов и словосочетаний.

Несчастливей была и моя первая любовь. Стасик Троянский меня в упор не замечал. Из всех мальчишек в классе он был самый высокий, самый красивый, самый модный и самый ленивый. Обычно, во время урока, Стас вытаскивая из спортивной сумки зеркальце, саму сумку выставляя перед собой на парте, прячась таким образом от глаз учителей, и начинал любоваться собою. В классе за это его давно прозвали «Красавчик Троя». На ироничное прозвище Стас нисколечко не обижался.

Однажды Нина Яковлевна после очередного невразумительного ответа Троянского у доски, выводя в журнале жирную двойку, посоветовала:

– Ты бы, Стасик, поменьше собой любовался, а побольше в учебник заглядывал!

– А че в него заглядывать? – огрызнулся Стас. – Только голову себе морочить… В институт я и так поступлю!