Евгения Микулина - Наблюдатель. Женщина-Vamp: вампирская трилогия

Сидим мы уже давно и успели чуток исчерпать темы для бесед. В принципе, Марина собиралась потом к нам присоединиться, так что есть надежда, что наш мальчишник скоро перестанет быть таковым. Но передо мной стоит задача: пока Марина не вернулась, и несмотря на обилие красного, выкроить момент, когда с Серхио можно будет переговорить… хотел сказать «по-человечески», но этот вариант в принципе не рассматривается. Короче, поговорить по-нормальному. Момент предоставляется, когда Лева уходит плеснуть себе воды в лицо – даже вампирам бывает иногда нужно слегка освежиться, особенно если они пьянствуют так сосредоточенно, как мы сегодня. Лева заслуживает уже такого доверия со стороны своего учителя, что тот его отпускает одного в туалет – а в этом заведении туалет, кстати, далеко от общего зала, по дороге туда много всего может случиться, так что доверие проявлено серьезное. Мы с Серхио остаемся за столом одни. Оба курим, оба задумчиво смотрим в окно на темную реку, в которой отражается огромный и бесформенный, как монстр из ночного кошмара, храм Христа Спасителя и много красивых огоньков. По реке проходит пароходик – странно, что они еще плавают, вроде бы уже навигация закрыта. Но с другой стороны, столько сейчас народу, который может себе заказать пароходик – они теперь даже зимой плавают с мини-ледоколами, что какой-то там сезон или время навигации больше уже не актуальны. Любой каприз за ваши деньги, как сказал мне однажды один телеведущий на вечеринке. Кстати, и правда довольно продажный.

Мне трудно найти слова, чтобы начать, – то, что я собираюсь сказать, сразу даст хитромудрому вампиру понять, что я много лишнего думаю и знаю об их делах. Но тем не менее начать надо – меня серьезно тревожит то, что я ненароком обнаружил.

– Мм… Серхио. Я хотел тебя спросить.

Он едва заметно – на пол-градуса – поворачивает голову в мою сторону, не отводя взгляда от вида за окном. Видимо, это должно означать, что он слушает. Я продолжаю:

– Вернее, рассказать. Я так понимаю, что нас всех сейчас несколько беспокоит то, что в городе стало многовато… вашего брата.

Звучит это крайне невнятно, и может означать все что угодно – например, обилие экспатов или гомосексуалистов. Но Серхио, конечно, понимает, о чем я. Он поднимает бровь – это значит «хм, интересно, откуда ты знаешь?». Потом, после краткой паузы, чуточку склоняет голову – в смысле «ты прав, говори». Милостиво разрешил, однако. Честное слово, я хотел бы знать, как он выжил в XVI веке. Как его на дуэль никто не вызвал за наглость его невозможную?

Сделав скидку на слабости человеческой и нечеловеческой природы, говорю мирно:

– И я подумал: тебе, наверное, интересно узнать, что я тут тоже одну вещь заметил.

Он оборачивается наконец ко мне и смотрит в глаза.

Я объясняю – снова начав издалека:

– Не знаю, в курсе ли ты, но у Марины скоро день рождения. Ее настоящий, человеческий день рождения, я имею в виду – она мне как-то нехотя сообщила дату. И я собирался сделать ей подарок. Ей не так легко подобрать подарок – хочется чего-нибудь необыкновенного, ей под стать… – Серхио нетерпеливо вздыхает, его раздражает мой дальний заход. Ну и фиг с ним – пусть потерпит. Как он любит говорить, у него впереди целая вечность, может и подождать, пока смертный оформляет мысль в слова. – Короче, я когда-то купил ей в одном маленьком антикварном в районе Трубной площади подвеску с гранатом, и она ей вроде понравилась. Я решил туда зайти опять, может, найти что-то похожее. Я думал сначала о серьгах, но это не для нее – она не может ведь проколоть уши, они сразу зарастают. Побочный эффект вашего неуязвимого… здоровья. Кольцо бы подошло, но это может быть воспринято как что-то типа помолвки, а я не настолько уверен в себе. – Серхио начинает хмурится и, кажется, скрипит зубами. Я внутренне ухмыляюсь – как приятно его дразнить, оказывается! – В общем, я рассчитывал что-то найти – может, браслет. И пошел опять в эту лавку. Там такой приятный мужчина работает – не знаю, продавец или хозяин, но я его запомнил еще с прошлого раза, очень он мне помог с той подвеской. Как будто инстинктивно знал, что мне нужно, – ну бывает так, что в магазинах реально работают профессиональные люди. Короче, я пошел туда. И… ну я не знаю. Надо иметь в виду, что, когда я там был прошлый раз, я еще ничего про Марину не знал. Про то, какая она на самом деле. Может, поэтому не обратил внимания…

Серхио смотрит на меня так, что мне реально становится страшно: его глаза совершенно неподвижны, и они потемнели до черноты. Только зря он сердится – на этот раз я не дразнюсь, мне действительно трудно подобрать слова, чтобы описать то, что мне показалось. Я думал, что хорошо помню того продавца – приятный парень, совсем еще молодой, особенно для торговца антиквариатом, они почему-то всегда представляются гнусными старичками или бородатыми энтузиастами с крошками на свитере – ну такими, знаете: «Взгляните только на эти резные подлокотники!» Этому было точно не больше тридцати, и бороды у него не было, и крошек на свитере тоже. Наоборот, он был одет с какой-то педантичной элегантностью, чуточку старомодно – в светлую водолазку и темный пиджак, что в сочетании с зачесанной набок темной челкой делало его похожим на героя какого-нибудь фильма 1970-х годов. Я арт-директор журнала о мужской моде, мне положено замечать такие вещи. Он был очень серьезен, говорил негромко, и он реально помог мне с подарком – поэтому я и запомнил его так хорошо. Ну и еще потому, что вся эта сценка в его магазине была какой-то… странной, будто тоже случилась в кино: пасмурная влажная Москва, снег и серость, и вежливый человек с грустным голосом и бледной физиономией – он словно всю жизнь просидел в сумраке своей лавки, не видя солнечного света, и был тоже какой-то серый, как небо в тот день.

Под испепеляющим взглядом Серхио я собираюсь с мыслями и быстро заканчиваю:

– Короче, я ничего тогда не знал о вашей семье. И не умел вас узнавать. Поэтому я не знаю – может, он и раньше был таким. Но что он ТЕПЕРЬ такой, я знаю точно. Он из ваших. Я ни с чем не спутаю ни эту температуру рук, ни этот оттенок глаз – ну ты знаешь, вишнево-красный. И еще эту вашу способность… зависать чуток во время самых обычных разговоров. Словно вы на все смотрите со стороны или свысока.

Между нами повисает неловкая пауза. В баре шумно – галдят люди, играет музыка. Грейс Джонс, «I’ve seen this face before». Пошлее ничего придумать нельзя – почему в барах ее всегда заводят? Может, где-то есть такой специальный список, лоховской плей-лист: «Самые банальные песни для питейных заведений. Зе бест оф».

Серхио молчит несколько невыносимо долгих секунд, а потом спрашивает: