Константин Ковалев-Случевский - Модест Мусоргский. Повесть

– Вот-вот, именно это вы и сыграете! – Герке положил перед Модестом ноты. – Прочтите!

– Анри Герц. Рондо.

– Именно. Герц! Рондо! Знаете ли, юный друг, что это такое? Это сочинение моего друга, французского пианиста. Его еще плохо знают у нас в России. Вы сыграете его. Впервые! Но это трудная, очень трудная вещь!

Герке сел за рояль и взял несколько аккордов.

– Вы слышите? Вы чувствуете, какая музыка?!

– Да.

– Модест, вы это сможете сыграть. Правда, если не будете отвлекаться на иные дела…

«Иными делами» Антон Августович называл пансион Комарова, учебное заведение, куда Модест был переведен из Петропавловской школы. Здесь не столько обучали, сколько муштровали для того, чтобы выпускник пансиона мог затем поступить в Школу гвардейских подпрапорщиков.

– На будущий год все-таки осуществится моя заветная мечта – увижу своего сына в военной форме, – говаривал отец.

– Не нравятся мне эти военизированные порядки в пансионе, – приговаривала матушка. – Еще успеет он наслужиться в офицерском чине. На что теперь, в столь малом возрасте, такие «внушения»! Да и Антон Августович…

– Антон Августович прав по-своему! Но и я тоже прав. Вот увидишь, военная служба послужит ему добрым уроком в жизни.

Приближался день намеченного концерта.

На вечер пошли всей семьей. С таким нетерпением ждали выступления Модеста, что не слушали как следует исполнителей, игравших до него.

Когда заиграл Модест, матушка замерла, будто перестала дышать. Но больше всех волновался Антон Августович. С последними звуками он вскочил с кресла и подбежал к юному пианисту.

– Славно, славно! – громко закричал он, заглушая аплодисменты. – Все знают, как я строг к своим ученикам. Но сегодня особый день, особое событие, и я хотел бы отметить его подарком.

С этими словами Герке протянул Модесту нотный альбом.

– Это мой любимый Людвиг. Божественная, энергическая музыка. Соната As-dur, которую мне приходилось играть одним из первых. Модест, исполняя Бетховена, вы воодушевляете мир смертных. Знайте, мальчик, у вас большое будущее.

День рождения ожидали с особым благоговением: тринадцатилетие открывало Модесту путь в офицерскую школу.

Но он пока не думает об этом. Вернее, возможности думать об этом постоянно у него нет. Он мечтает о музыке. Ведь Школа гвардейских подпрапорщиков отнимет все время. После поступления туда занятия с Герке, наверное, придется прекратить.

В его репертуаре самые разнообразные сочинения Филда, Герца и таких корифеев музыки, как Бетховен, Моцарт, Шуман и прославившийся ныне во всей Европе венгерский композитор Ференц Лист.

Антон Августович приметил у своего подопечного и еще одну способность: не столько играть, сколько импровизировать. Частенько Модест обыгрывал мелодии из разученных им сочинений, а то вдруг садился за рояль и начинал сочинять сам. Играл быстро, бегло. Воодушевляясь, играл все больше и больше. А когда заканчивал, к сожалению, не мог повторить все сначала. Забывалось то, что еще минуту-другую назад казалось столь значительным.

Поначалу Антон Августович, слушая импровизации Модеста, молчал. Но как-то не сдержался:

– Модест, вам следует более внимательно отнестись к вашим наигрышам. Фантазии и впечатления не так-то просто переложить на ноты и выразить в музыке. Клянусь небом – вам это удается. Но не удается, к сожалению, самое главное – умение записать сочиненное, оформить его на бумаге. Много музыкальных дарований погибло именно из-за отсутствия способности зафиксировать сотворенное. Итак, думаю, настала пора нам понемногу заняться композицией… Если, конечно, ваши армейские помыслы не вытеснят ваши же благие музыкальные начинания.

После экзаменов в Школу гвардейских подпрапорщиков Модеста и Петра Алексеевича ждали все домашние, как когда-то ждали Филарета.

В прихожей зазвенел колокольчик.

– Ну что, Модестушка?

– Встречайте юнкера!!! – прокричал Петр Алексеевич. – Экзамены сданы! Модест принят!

Все бросились обнимать нового ученика.

То была осень 1852 года. С этого момента жизнь Модеста вновь круто изменилась. Чаяния отца сбылись. Так же как и дед, Алексей Григорьевич, Модест теперь мог попасть в лейб-гвардии Преображенский полк. Карьера обеспечена.

Но музыка…

Ведь без нее тоже нельзя. Без нее он уже не сможет жить. Она – часть его бытия. Его существо. Его душа. Как же совместить одно с другим? Фрунт и искусство, суровый быт и сладкие романтические грезы?

Матушка переживала за Модеста все более, и ее мнение совпадало с мнением Герке: учить Модеста музыке необходимо и далее. Перерыв в образовании может погубить выявленные способности.

По субботам Модест еще посещает квартиру Антона Августовича. Как и прежде, импровизирует на рояле.

– Что это вы, мой друг, сейчас играли? – спросил его однажды учитель, войдя в комнату после некоторого отсутствия.

– У нас в школе, Антон Августович, обещают устроить бал для всех нынче принятых. Вот я и решил сочинить для бала танец.

– Танец?! Какой же?

– Польку.

– Похвально. И как же вы ее назовете, юнкер?

– Полька «Подпрапорщик», Антон Августович.

– Недурно. Сыграйте еще раз.

Модест проиграл сочиненную им часть польки.

– Ну что ж, интродукция – начало неплохое. И даже в одном месте контрапункт интересный. И это все?

– Пока все. Думаю еще две части сочинить.

– Надеюсь, я услышу все произведение целиком? Когда закончите польку, непременно покажите мне. Мы посмотрим, как лучше ее аранжировать.

Полька «Подпрапорщик» была написана быстро. Умелая рука Герке лишь подправила отдельные недочеты. На балу она прозвучала в исполнении автора, причем в самый торжественный момент. Старшие ученики Школы отметили Модеста как одного из интересных и неординарных новичков, и он сразу же приобрел некоторый авторитет.

Но Модест еще не знал, о чем договорились Антон Августович и Петр Алексеевич. Отец брал на себя расходы, а Герке – хлопоты по изданию первого сочинения начинающего пианиста. Модест тогда еще не понимал, да и не мог понять, что это значит в его жизни. Однако когда спустя несколько недель он увидел собственное произведение, отпечатанное типографским способом, то был чрезвычайно обрадован. Событие немаловажное, и воспринято оно было всей Школой с одобрением.

Полька вошла в обиход. И всякий раз, когда устраивались торжественные вечера или балы, куда приглашались почетные гости и девушки из самых разнообразных благотворительных учебных заведений или из именитых семей, то у оркестрантов на пюпитрах появлялись ноты, озаглавленные по-французски «Роrte-еnsеignе. Роlkа раг Modeste Moussorsky», что по-русски значило «Полька Подпрапорщик, Модеста Мусоргского»…