Олег Овсянников - Напутствие

– На этот раз, Митенька, все! Будем оформлять в спец приемник. Временно находиться будешь здесь, пока мать не придет, а там решим.

Ему поставили стул в углу, он сел и затих. Уже под вечер в комнату вошел начальник милиции с папкой в руках. Подойдя к Мите, внимательно оглядел правонарушителя, и изрек:

– Ну что, доигрался, убивец?! – и, видимо от щедрот душевных, крепкой рукой похлопал по спине.

Дмитрий застонал, и упал со стула на пол, потеряв сознание. Очнулся от боли, когда стали отрывать рубашку от запекшейся кровью спины. Сразу бросилось в глаза лицо начальника, удивленное и растерянное. С каким-то страхом он смотрел на спину мальчика, лежавшего на столе, не в силах отвести взгляда от липкого месива, покрытого растрескавшейся коркой крови. Придя в себя, в голос заорал:

– Ну, гад! Еще жертвой уголовника прикидывается. Страдалец от любви! – Затем, видно что-то решив, приказал: – Парня перевязать, и ко мне в машину!

Дмитрия забинтовали, усадив в ГАЗик с мигалкой, доставили в травмпункт. Там сбежался весь персонал смотреть на дело рук изверга. А старый доктор, аж прослезился, отмывая раны от крови. Заключение написал, на трех страницах размашисто расписавшись. Начальник приобщил документ к делу, и вместе с мальчиком отбыл в больницу, где находился потерпевший. В палату зашел с Дмитрием, и, подойдя к кровати, на которой лежал Владимир Александрович, молча протянул бумаги.

– Что это? – еле слышно прошептал бедолага.

– А приговор тебе лет на девять, а то и моменто морэ, с такой статьей на зоне не живут.

– Как же так? Ведь он меня убил! – заканючил встревоженный пациент.

– Ну-ну, будет! – успокоил начальник. – Врачи утверждают, что у Вас легкое сотрясение и рассечение кожного покрова на голове. Он ведь Вас плашмя, гражданин, ударил. А вот что Вы с ребенком сделали! Гадство сплошное.

Тут в палату ворвалась мать и, окинув тревожным взглядом присутствующих решив, что пострадавшим является сожитель, подлетела к постели и заголосила:

– Володечка! Прости его неразумного! – и, переполняясь эмоциями, с криком: – Только приди домой, выпорю! – бросилась на сына.

Дмитрий отшатнулся, а начальник, перехватив безумную женщину, попридержал за плечи. Увидев, как у Дмитрия наворачиваются на глаза слезы, ласково попросил:

– Ты, сынок, иди, в машине посиди. А мы тут поговорим.

Минут через сорок начальник вышел вместе с матерью из больницы. Она, пристыженная, с опущенными глазами подошла к сыну и, как-то неловко, скомкано, попросила:

– Не обижайся на меня, я все перепутала, дура.

Начальник глубоко вздохнул и постановил:

– Значит так, заявление забрали, дела не будет. – А затем, немного стыдясь, принялся объяснять мальчику: – Понимаешь, мы его урода привлечем, но и тебя без наказания не оставим, ты же у нас на учете, с подвигами, личность. Вот и решили, лучше тебе на свободе университеты проходить.

Их отвезли домой. С этого момента что-то случилось в семье. Произошедший случай старались не обсуждать. Мать частенько не ночевала дома, продолжая встречаться с кавалером. Приехавшие братья почему-то осуждающе поглядывали на Дмитрия, заговорщески шушукаясь с матерью. По всему выходило, виноват был в крахе личного счастья, Митька. Ближе к осени, под каким-то дурацким предлогом, был отправлен жить к неизвестной тетке Таисьи, которую в глаза до встречи не видел. Да все бы не беда, но была родственница сектанткой, и в доме постоянно собирались такие же черные вороны, замотанные в платки, и бубнили каждый вечер что-то нудное и протяжное. Почему-то их вера особенно ненавидела электричество, тетка Тая выкрутила пробки, и с темнотой зажигала свечи. Но и это вынес бы Дмитрий, если не посты. Питалась вся долбанная команда какой-то гадостью, называя скоромным. Дмитрий решил, что Господь не мог заповедовать своим служителям, потреблять в пищу полусырые, тухлые продукты, и, помучившись пару месяцев, убежал на огород, где стоял сарай, сбитый из досок, с электрической лампой и летним водопроводом. Но не суждено было продлиться его мытарствам долго, за ним приехал средний брат, и торжественно объявил, что именно его родственники решили предоставить убежище отщепенцу.

И опять произошел скачок в реализации прошлых видений. Дмитрий жил на Крапоткинской, в центре Москвы, в пяти комнатной квартире. Вселению предшествовал, длительный разговор с номинальным родственником. Он представился Наумом Максимовичем, и сухо доложил, что является одним из известных адвокатов. Затем были продемонстрированы члены семьи, сын Юра, с виду озорной, веселый парень года на три старше Дмитрия, и домработница Нюра, сумрачная, немного испуганная женщина лет пятидесяти. Наум Максимович попросил Дмитрия называть его дядей, и повел к своей сестре. Правда, перед визитом заткнул кусками ваты нос, что слегка удивило Дмитрия. Юрка демонстративно достал платок и смочил одеколоном из бутылки, стоящей на столе. Закончив процедуру, по длинному коридору, проследовали в дальнюю комнату. По мере приближения Дмитрий почувствовал, как нарастает отвратительный запах мерзкого коктейля из мочи, кала и гниющего мяса. Войдя в комнату, все понял. Сестра была полностью парализована и безмолвной тушей лежала на кровати. С трудом, открыв рот, она издала бессвязное бормотание, таким образом, приветствуя вошедших. Наум Максимович с искренней жалостью посмотрел в глаза сестре и, погладив рукой по голове, ласково успокоил:

– Сонечка, сей молодой человек, родственник. Он будет помогать Юре, ухаживать за тобой. – Вернувшись в кабинет, хозяин, оставшись один на один с Дмитрием, откровенно предложил: – Я все прекрасно понимаю, и в курсе Ваших трудностей. Можете считать, что хочу воспользоваться Вашим положением, но предлагаю компромисс. Вы выполняете не вполне приятную работу по уходу за моей сестрой, а это – дважды в день переворачивать, мыть и менять белье. А так же попытаетесь стать товарищем моему аболтусу, у которого только девки на уме. Да, для начала, можете ему передать, что я знаю о его увлечении табако курением, и прошу прекратить воровать у меня сигареты. – Сделав паузу, заглянул в блокнот, и тут же продолжил: – Со своей стороны, обязуюсь прилично содержать Вас, устроить на обучение, и не препятствовать спортивным занятиям, что, по моему мнению, может плодотворно повлиять, как положительный пример, на моего сына. У Вас есть время подумать. Жить Вы будете в комнате с Юрой.

На этом официальная часть закончилась. Новый друг, не давая возможности опомниться, сразу принялся рассказывать о семье, показывая квартиру. По его словам выходило, что делать можно все, что захочешь, с условием выполнения возложенных обязанностей. Единственным запретом являлось посещение кабинета хозяина, и приставание к клиентам, часто заходящих в дом. Все остальное никого не волновало. В тот же вечер Дмитрий испытал шок, проделывая вместе с Юркой процедуру вечернего моциона с парализованной Соней. Набрав тазик теплой воды, и взяв мочалку с мылом, преодолев барьер тошнотворного запаха, вошли в комнату. Юра, не обращая внимания на мычание, привычно скинул одеяло, и, упершись руками в бок больной, попытался перекатить тело на живот. Дородная Соня только колыхалась от потуг, и тогда Юра зло закричал: