Дмитрий Зорин - На крутом переломе. Фрагменты памяти. Том III

Всколыхнула ль меня Перестройка

Пробудила ль надежду в душе

Той оплёванной, рваной, но стойкой

К фразам бывших с фамильным клише

Я ль не верил парнишкой в величье,

В мудрость Сталина верой раба,

В его равное Богу отличье.

Неразрывной была с ним судьба

Всех, кто строил, сражался и верил,

Что «путём ленинизма» идёт,

Кто историю Сталиным мерил,

С ним сверял своей жизни полёт.

И разверзлась вдруг твердь под ногами,

Что фундаментом веры была,

Когда словно могучий Цунами,

Ураганная правда пошла,

Руша веру в сердцах миллионов,

Низвергая в них образ вождя,

Вызывая проклятья и стоны,

Очищая как после дождя.

Перестройка, надолго ли это?

Хочу верить навечно, а вдруг

Не дадут нам дожить до рассвета,

И замкнётся всё снова на круг.

Полуправда и, правда, как вместе

Могут жить, об одном говоря.

Можно ль нас убедить в своей чести,

В тоже время бесчестье творя

«Демократия, Гласность, Свобода»

Снова лозунги, где же дела?

Моя память как память народа

Против фразы броню обрела

С осторожностью люди внимали

Пропаганде различных идей,

Сколько раз на борьбу призывали,

Этих верящих в сказки людей.

Я был тоже того же замеса,

Шёл со всеми в едином строю,

Был готов к переменам и стрессам,

Распахнуть людям душу свою.

Захватила меня Перестройка,

В стороне от неё мне не быть,

Коммунист я и с партией стойко

Буду биться, страдать и творить!

Приведённые строки, на мой взгляд, достаточно полно отражают эмоциональное состояние значительной части общества, представленного моим и близким ему по возрасту поколениями. Мы и осознавали назревшую необходимость перестроечных процессов в укладе нашей жизни, и были готовы принять реформы, и участвовать в их осуществлении, но нам и в голову не приходило, осуществление этого вне партии без её руководящей роли. Мы оставались её приверженными последователями, её верными бойцами.

Что касается молодёжи, то я склонен думать, что молодёжь встретила грядущие перемены со свойственным молодости душевным порывом. Опыт моей жизни, большая часть которой прошла в постоянном контакте с молодёжью, даёт мне право так думать. Мне не были чужды её образ жизни и ценности, которым она была привержена. Наше потомство к тому времени было более продвинуто в вопросах необходимости проведения в стране радикальных перемен, и проявляло готовность к активному участию в этом процессе. Естественно оно полагалось на нашу житейскую мудрость, и готово было не только следовать за реформаторами, но и принять от них эстафету на своём этапе жизненной дистанции.

К сожалению, даже сами реформаторы, а это в своей основе были представители одного со мной поколения, являющееся на том этапе направляющей и ведущей частью советского общества, на начальном перестроечном этапе ещё не выработали механизма осуществления реформ, позволяющего застраховаться от ошибок. Поэтому ещё не было эстафеты, которую необходимо было передавать следующему за нами поколению – нашему потомству. Это была трагедия, последствия которой ещё не оценены, в силу продолжительности времени действия этих последствий. И, тем не менее, жизненная необходимость перестроечных процессов у основной части общества не вызывала сомнения.

Не будучи праведником Божьим я в этом своём труде не призываю к терпению в испытаниях ниспосланных Богом, но считаю необходимым признание властью и обществом вины, за то, что испытала на первом этапе перестройки основная масса россиян и, прежде всего самые беззащитные из них, дети, инвалиды и старики. Действующей власти и всем нам необходимо сделать всё возможное для её искупления. Всё здоровое дееспособное население и я, в том числе несём за эти последствия ответственность. Ни какие трудности и обстоятельства не могут быть оправданием этим жертвоприношениям. Также как не знание законов не является оправданием их нарушения, так и не знание обществом и властью путей действия и их последствий не могут быть оправданием неправильности, проводимым действиям, приводящим к трагическим для населения результатам.

Человек по своей природе склонен обожать и считать себя фигурой значимой вне зависимости от того, кем он является на самом деле. Склонность к самооценке имеет общественно-социальную основу и юридическую базу, тем, более в обществе претендующим считать себя демократическим. В идеале человек, являясь ячейкой общества, несёт гражданскую ответственность за его состояние, потому как он формирует это общество. Общество в свою очередь формирует власть, представляющую это общество как государство. Государство должно быть подотчётно обществу, его формирующему и человеку, представляющему это общество и содержащему эту власть. Отсюда каждый уважающий себя и ощущающий свою значимость в обществе человек, должен осознавать свою гражданскую ответственность за состояние общества, которое он формирует. Как член общества он должен осознавать ответственность за власть, которую он избирает или нанимает и, которые своим трудом содержит. Вот когда человек осознает себя ответственным за состояние общества и его институты, частью которых он является, и обратит свой хозяйский взор на власть, которую он нанял и содержит, тогда власть и общество ощутят свою зависимость от каждого человека и населения в целом, и станут выразителями их воли. Пока этого в России не произойдёт, все разговоры о демократических преобразованиях будут оставаться бутафорией власти, и разросшегося под её покровительством зажравшегося коррумпированного чиновничьего братства. Власть в государстве не приверженном демократическим общечеловеческим принципам, всегда будет заинтересована в послушном безответственном обществе. Такая власть заинтересована и в безразличном к происходящему и не верящем в возможность каких-либо радикальных перемен человеке. Я верю, что наступит время, когда тому унизительному состоянию человека и общества, в котором находились россияне на протяжении почти столетия, будет положен конец. Ведь фраза «Человек это звучит гордо»! обрела своё возвышенное звучание и глубокий смысл в России именно в этот период.

И сегодня в мире ни кому в идеале не удалось построить общество такой модели, но страны приверженные демократии стремятся к этому. В государстве, где в течение 70-ти лет роль человека и общества была низведена до «винтика» в машине подавления, которой управляли большевики, воспринималась только их трактовка понятия демократии, проявление какого-либо инакомыслия тут же подавлялось всеми возможными средствами, вплоть до уничтожения.

У читателя возникает резонный вопрос как люди, и общество такого государства могли поверить в искренность намерений такой власти изменить уклад жизни, который они через подавление и страх в течение 70-ти лет им прививали? Многие, в том числе и я, тоже задавали себе этот вопрос и однозначного ответа на него не находили. Одни в ожидании очередной политической провокации и последующих по накатанной методе репрессий в страхе затаились. Другие, привыкшие лаять на каждый шорох власти, открыли «оголтелый» лай в защиту большевистских идеалов. Третьи, к которым я отношу и себя, увидевшие в Перестройке светлый проблеск «в тёмном туннеле», способный преобразоваться в свет, под влиянием которого изменятся к лучшему условия и образ жизни, открыто поддержали эту новацию. В самой власти, и, прежде всего партийной, из среды тех, кто привык пользоваться её благами, образовалась достаточно сильная оппозиция сторонникам реформ, действия которой направленные на блокирование усилий сторонников перестройки, имели немало последователей в обществе, и это необходимо признать. Вот в таком состоянии на начало Перестройки находились «советские люди» и «советское общество», как их тогда принято было называть.