Вячеслав Береснев - Лысая

Она не успела: через год после их знакомства Марье пришлось переехать в Питер. И Пашка, только-только переставшая чувствовать себя одинокой, снова осталась одна.

Конечно, она нашла себе компанию друзей, с которыми коротала время, вот только ни с одним из них не получалось дружить так, как получилось с Марьей. И до сих пор она по ней тосковала: с упоением читала каждое её редкое письмо из Петербурга. Но если бы кто-то спросил, хочет ли Пашка, чтобы Марья вернулась – та ответила бы, что нет. Увидев, какой она стала, Марья, хоть и рассеянная, но обычно добрая и прилежная, не захочет больше общаться с ней, в этом Лысая была уверена. Она и сама не стала бы дружить с кем-то вроде себя.

Пашка стояла посреди асфальтовой тропинки, ведущей вдоль дома, и долго смотрела в телефон. Ни одно из набранных ей сообщений не было тем, что она действительно хотела сказать Марье. Она даже напечатала пару строк «Лилички» – но это вышло бы уж совсем глупо, и Пашка поспешно стёрла их.

Тихо выдохнув носом воздух, Лысая напечатала и тут же отправила, не успев передумать, короткое:

«Отъебись».

Лысая часто ненавидела сама себя – но в то утро её ненависть била все рекорды.

Марья больше не звонила и не писала.

Начался июль, и со школой можно было на время распрощаться. Пашка по-прежнему изредка тусовалась с компанией, старательно делая вид, что ничего не произошло. Ничего, как будто бы, и правда не было: все смеялись, вспоминая только забавные моменты вписки, вроде попытки Кира закинуть Говнаря на спину. И Лысая смеялась вместе с ними: бродила вместе с ними всюду, молча смотрела, как Кир и Сумчик отжимают мелочь у младшеклассников, подпевала, когда Лизок играла на гитаре, и иногда даже забывала про всё, что случилось…

Но изредка её грызла тревога: такое случилось, и ты ничего не сделала. Пашка всячески оправдывала себя, мол, пьяна была и ни хрена не помню, да и Лизок там веселилась от души, не её проблемы, пусть эти двое сами в своих отношениях разбираются. Не всегда, но чаще всего помогало. Правда, однажды ночью в голову пришла мысль: а сколько из всех пьянок, что у нас были, я ещё дерьма натворила – и забыла начисто?

После этого Лысая всеми правдами и неправдами избегала общих тусовок, где был алкоголь.

Спустя примерно месяц она вспомнила про Зайца, которого отдала бабке Лизы. Тот, наверное, уже выздоровел совсем, так что пора было навестить его. Если он хорошо прижился – Пашка решила, что там его и оставит, бабушка, небось, тоже к нему уже привыкла, ни к чему будет разлучать их.

«Интересно, а она меня вообще помнит?»

Маргарита Семёновна помнила – и по-прежнему улыбалась.

– Здравствуй, девонька! А мы тут чай пьём, хочешь?

– Н-нет, с-спасибо, – отмахнулась Пашка. – Я на Зайца пришла глянуть. Как он, выздоровел?

– Аааа, котик-то! – вспомнила старушка и обернулась, глянув вглубь квартиры. – Зайчик! Ксс-ксс!

В следующий момент Пашка обомлела: к бабке, бодро перекатываясь, подбежал располневший, явно довольный жизнью кот, и потёрся о её ноги. Лапки, видимо, уже совсем зажили.

– Ну иди сюда, мой хороший, – Маргарита Семёновна наклонилась и подняла толстяка на руки. Увидев Пашку, Заяц что-то ей мрлыкнул – кажется, узнал.

– А ты неплохо тут живёшь, – улыбнулась она, протянув руку и погладив его. – Ну, значит, всё хорошо? Он не мешает вам хоть?

– Да какое там мешает, – весело изумилась бабушка. – Мы с ним весело живём. Хороший он, Зайчик, помогает мне по хозяйству.

– Вот и здорово! Спасибо вам большое, что приютили и выходили.

– Да мне-то что! Тебе спасибо, Пашенька…

Когда дверь закрылась, Пашка ещё несколько секунд тупо пялилась в неё, прежде чем развернуться: на её памяти её очень редко называли столь ласковым именем. Тем более неожиданно было услышать это от малознакомой бабушки… Неожиданно, но приятно.

Кто-то спускался по лестнице.

Пашка стала спускаться, и на одной из лестничных клеток невольно взглянула на идущего. Его лицо показалось ей смутно знакомым… а затем, узнав его, Пашка впала в секундный ступор. Это был тот самый «программист», уронивший её на лопатки, когда она несла домой Зайца!!! Загвоздка была лишь в том, что привычная вспышка злости, придающая сил для драки, как-то не спешила появляться… Лысая медлила: желания драться у неё не было, желания отпускать этого ублюдка с пустыми руками – тем более.

«Программист», кажется, тоже узнал её. Хоть они и встретились всего раз, внешность у Пашки была запоминающаяся. Сейчас он был одет в белую рубашку и чёрные брюки, а под рукой нёс какую-то папку.

– Ну что, до сих пор дуешься на тот случай? – спросил он прямо. – Ты извини, я тогда погорячился.

– Погорячился? – угрюмо и зло переспросила Лысая. – Да ты меня об брусчатку…

– А ты меня обматерила, так что всё честно, – программист пожал плечами. – Разве ты не сделала бы то же самое с незнакомцем, который наорал на тебя?

«Я б ему ещё и добавила», – невольно подумала Лысая, только затем осознав, что поганец совершенно прав. Поморщилась.

– Предлагаю забыть тот инцидент и начать всё сначала, – человек протянул ей руку. – Олег Истомин, учитель. Очень приятно.

– Ты учитель? – удивилась Пашка, презрительно нахмурившись. – Во дела! Никогда бы не подумала.

Вместо рукопожатия она с размаху хлопнула по его ладони своей – жест вроде «дай пять!», только более упрощённый. Олег удивился, но ничего не сказал.

– А ты?..

– Лысая.

– Это я, как ни странно, уже вижу.

– Кликуха у меня такая, дурень. Погоняло.

– Я предпочитаю называть людей по именам.

– А на хера тебе моё имя сдалось, очкарик?

– Неужели просто его назвать труднее, чем щетиниться, как дикобраз?

Лысая поморщилась, прошла мимо Истомина, едва удержавшись от того, чтобы задеть его плечом, и стала спускаться.

– Паша меня звать. Полное – «Павлена».

Истомин тоже стал спускаться. Пашка чувствовала на себе его взгляд, но игнорировала.

…Неприятности никак не желали оставлять её одну, или хотя бы приходить по очереди, а не валиться всей кучей с небольшим интервалом. Выйдя из подъезда, Лысая заметила на другом конце двора странную компанию из трёх человек, один из которых – невысокий паренёк в очках – явно подвергался какому-то давлению, потому что двое зажимали его в угол.

Приглядевшись, Пашка узнала одного из них: это был Ванька Овощ, у которого вся мозговая жидкость уходила в подкожный жир. Парень был невероятных размеров, и при других обстоятельствах точно пошёл бы в сумо – а пока что подрабатывал гопником.

Пройдя к ним несколько метров, Лысая узнала и парня, которого они зажимали: тот самый брат побитого Киром боксёра. Не везло ему на дворовые приключения.