Сергий Чернец - Эссе. Опыты рассуждения. Сборник эссе с рассказами

– Это бывает, глюцинации, наверное, – сказал один из молодых пастухов.

– Вот ведь, слово нашел какое-то умное, – бывает, говоришь, – сказал старик немного обиженно. – А вот я про Колдуна что знаю…. Это лет 50 назад было…

И рассказал нам старик историю, известную только старикам и старухам, которые жили в те времена сразу после войны с немцами.

«Тогда, в 43 году, немцев разбила красная армия Советского Союза, а они, убегая из наших краёв, прятали свои награбленные богатства, зарывая их в землю. И вот после войны Колдун нашел клад немецкий, – в нём были украшения – серьги, брошки, и еще зубы золотые от убитых немцами людей. А кто колдовством живёт, кто злое дело для людей помышляет, – к тому же и зло то вернется, тому и воздастся злом за зло!

Вот Колдун продавал золотишко свое, ездил в город. Но его арестовали, допрашивали, но ничего он не сказал. Отсидел он в лагерях и вернулся в шестидесятые уже годы. Клад свой он опять достал, видимо, потому что построил себе домину, и всё-то у него было – сараи и хлев большой и скотины завел много, а где деньги брал – вопрос.

Но видимо он торговал только теми драгоценностями, которые не были ещё сильно проклятые. А когда дело дошло до зубов от мертвых людей, вот тут его «инфаркт» и поймал. Так и нашли его около печи, в которой он зубы золотые в сковородке переплавлял, хотел слитки потом продавать. Вот тебе и на! На чужом горе счастья не построишь! Богатством неправедным счастлив не будешь! – так в Библии написано».

– А уж каким он был смолоду! – вспоминал старик. – Всё молчал и молчал, да на всех косо глядел. Всё словно дулся и пыжился, как петушок перед курицею. А чтоб он в церковь пошел, или на улицу с ребятами гулять – никогда. И выпивать с мужиками не выпивал, всё больше один сидел или даже со старухами разговаривал о травах всяких. Он и лечить мог людей, и помогал было многим. А я так замечаю: если какой человек из мужиков всё молчит, да старушечьими делами занимается и в одиночку живет всё, – хорошего мало. Вот ведь узнали о нём после смерти, какой его грех-то гложил, – клад немецкий…. Не в золоте счастье. – резко завершил свою речь старик.

Рассыпавшись в тихом воздухе пронесся глухой звук. Что-то вдали громыхнуло, словно ударился камень о камень и эхо ахнуло вдаль: «тах! тах! ах! ах!». Когда звук замер, старик вопросительно поглядел на меня, равнодушного.

– Это на ферме колхозной что-то упало, – сказал я, подумав.

Летом светало рано. С востока Млечный путь бледнел и мало-помалу таял, как снег, теряя свои очертания. Небо становилось опять хмурым и мутным, когда не разберёшь, чисто оно или покрыто сплошь облаками, и только по ясной полоске на востоке и по кое-где уцелевшим звёздам поймёшь, в чём дело.

– Да, – сказал я, прощаясь, – близок локоть, да не укусишь… Кто знает в чём оно счастье то!? Кто как ведь понимает.

Повернувшись лицом к молодым пастухам и глядя на них, я сказал:

– Так вот и умрёшь, не повидавши счастья. Кто помоложе, может, и дождётся, а нам уж и не думать… —

Старик встал и пожал мне руку на прощание.

Часть 2.

Деревенька наша соединилась уже с соседней. Строились дома от пруда, расположенного посередине нашей деревни Макаровки, к краю ближней деревеньки с названием Старая. Молодые пары в обеих деревнях строились с обеих сторон переулка этого, тем самым приближая деревеньки друг ко другу.

Так случилось, что Старая совсем перестала существовать и Макаровка выросла, за счёт прилепившейся через новую улицу соседской деревеньки. Наш дом стоял третьим снизу на спуске к реке, остальная деревня тянулась на пригорок и протянулась по нему до самого поля, где всегда сеяли овёс.

Жил я в деревне всё свое детство, пока не окончил три класса начальной школы. А потом родители забрали меня в город. Только летом я был в деревне, почти все два месяца каникул, июль и август, так как принято было, в первый месяц, июнь, отправлять меня в лагерь по путёвкам, которые выделяли родителям на работе профсоюзы. И помню я деревенскую жизнь с хорошей благодатной стороны. Походы на реку, купание и рыбалка, походы в лес за ягодами и за грибами…

– Время, 2) собственная природа (тело), 3) необходимость, 4) случайность – вот, те первичные элементы. Но только благоприятные или неблагоприятные их сочетания становятся причиной Счастья, или несчастья.

Древнеиндийские этико-философские трактаты «Упанишады», что в переводе означает – «сокровенное знание», на протяжении 2300 лет являлись комментариями к текстам «Вед», древнейших священных книг.

Так в тех книгах определялось Счастье.

В своем полном объеме Счастье – есть наивысшее наслаждение, к которому мы способны, а несчастье – наивысшее страдание.

И счастье или несчастье человека в основном является делом его собственных рук.

Это мысли древних людей. – «У каждой добродетели есть родственный порок; также у каждого наслаждения есть соседствующее с ним бесчестье. Поэтому необходимо отчётливо провести разделяющую черту, и лучше на целый метр не дойти ближе и остановиться, нежели зайти за черту хотя бы на миллиметр. Так у лжи постоянная спутница – хитрость».

Нет огня большего, чем страсть; нет беды большей, чем ненависть; нет несчастья большего, чем болезни тела; нет счастья лучше – ровного спокойствия.

Если счастье достигается благодаря мучениям ближних иль отвращается таким же образом беда – то счастья в результате не достигнуть и так не стоит поступать.

Как вывод небольшой: мы видим, что и в древности все знали, что непростое это дело – счастья достигнуть.

А вот, учение древних из важной части буддийского канона «Стезя добродетели» – «Дхаммапада»:

«Несотворение зла, достижение добра, очищение своего ума – вот учение просветлённых.

О, мы будем жить очень счастливо – (когда мы) не враждующие среди враждующих, здоровые среди больных, не томящиеся среди томящихся, хотя у нас нет ничего. Мы будем питаться радостью, как спящие боги.

Победа порождает ненависть; побежденный живет в печали. В счастье живет спокойный, отказавшийся и от побед, и от поражений».

Но это мнение монахов, скорее, буддийских, а люди монахами быть не желали и счастья искали в другом.

Древнегреческие мудрецы тоже взывали к разумности по-своему:

«В счастье будь умерен, в несчастье разумен» – советует тиран (правитель) Коринфа Периандр.

Пресыщение рождает наглость, когда человеку дурному выпадает на долю счастье и когда человек этот не обладает здравым умом.

«В счастье не следует быть чрезмерно самоуверенным, а в беде не следует терять уверенности» – сказал ещё Клеобул, тиран родосского города Линдоса.

Гераклит Эфесский подытоживает: если бы счастье заключалось только в телесных удовольствиях. Мы бы назвали счастливыми бычков, нашедших горох для еды.