Сергий Чернец - Эссе. Опыты рассуждения. Сборник эссе с рассказами

Нынче всякое знание уже позабыто. Обыватели ведут сонную, пьяную жизнь и вообще живут впроголодь, чем Бог послал. Пробавляются поставками продуктов в магазинах городов на скудные пенсии оставшиеся старики. Молодежь же на заработки уезжает в злачные большие города.

Из более молодых людей, чуть моложе пенсионеров, немало бандитов и преступников, которые разбогатели в трудные времена переходного периода и которые и не скрывают своих профессий – обманщиков, по старому закону – спекулянтов. Они скупают за бесценок у тех же крестьянских хозяйств, пытающихся заняться фермерством, продукты. И продают потом им же, крестьянам, в своих супермаркетах эти продукты втридорога, а то и вдесятеро дороже, упаковав в яркие красочные баночки, коробочки, кулечки с картинками, с издевательскими названиями: домик в деревне, бабушкино молоко… и так далее. Там бабушку ту же, буквально, грабят, а в супермаркете в этом, её же молоко по 2 рубля за литр купленное – ей же продают за 50 или даже за 80 рублей! Спекуляция.

Спекуляция возведена в ранг основной социальной политики общества. Спекуляция во всем достигла высот, и в культуре. А как же.

Спекулируют на самых низменных чувствах человека, чтобы заполнить концертные залы, театры и кино. Буквально 100 лет назад нельзя было и коленки открывать при людях и опростоволоситься без платка, – то теперь платья стали с такими вырезами, что груди вываливаются и все трусы на виду.

А мужики о всякой чести понятия растеряли, дерутся везде и всюду, обижают и старого и малого.

Что до разговоров: все разговоры о деньгах, об сомнительных удовольствиях, да о жратве. О какой культуре речь? – история и культура, кажется, совершенно чужды людям – и Пушкин и Гоголь непонятны молодым особенно людям, поэтому и не нужны. Наша история стала скучна и человек культурный кажется иностранцем, из другой страны приехавшим, среди родного языка сверстников.

Так и в отношении религиозном и политическом в людях замечается полнейшее равнодушие. Ну, есть там Церковь и Бог бы с ней! – есть там другие страны с конфликтами, – те далеко в неизвестности. А те же священники – богатейшие люди, ездящие на дорогих машинах и живущие в двухэтажных роскошных коттеджах. Одного из священников я видел садящимся в роскошную машину, неприступного: у него рядом шли два телохранителя в черных костюмах; тут же мне рассказали (вездесущие всезнающие старушки), что он занимается своим бизнесом, содержит несколько магазинов в разных районах города, в которых торгуют выпечкой, у него и пекарня своя имеется.

Рыцарское обращение с женщинами, любовь к своим жёнам, остается лишь показушное, в телевизионных шоу-программах. Среди мужчин не считается зазорным не только изменять своим жёнам с платными проститутками, но не зазорно иметь любовницу, когда все приятели давно имеют таковых. Хотя ещё, приверженность моногамной любви – скорее выглядит предрассудком.

На фоне такой современной обстановки довелось мне заехать в этот провинциальный городок N.

У автовокзала весь район выглядел как большая деревня. В нем не было ни одной каменной постройки, а всё было представлено деревянными домами с огородами палисадниками вдоль дорог и улиц.

Сам городок виднелся вдалеке на высокой горе с домами пятиэтажками, среди которых несколько девятиэтажных дома-башни, отсюда снизу, выглядели, казались, небоскребами. К ним вела крутая хорошо асфальтированная дорога с высокими бордюрами с одной стороны, с той по которой вровень с бордюрами проложен был пешеходный тротуар. Тротуар широкий асфальтированный и с лавочками со стороны домов через каждые 150 или 200 метров, на которых старички могли отдохнуть, поскольку в гору идти было довольно трудно. Всё бы ничего, – но пока я «взбирался» на гору с сумками в руках (о! ужас) – меня окружали тучи комаров, буквально тучи, в темнеющих сумерках, в отражении закатного багрового света, перед лицом было темно от них. Я думаю, что если б остаться посидеть-отдохнуть на лавочках под открытым небом, не используя средств от комаров, которых я по незнанию не имел, то можно было погибнуть или, по меньшей мере, сойти с ума.

С такими мыслями я и подошел к дому на две семьи, к одноэтажному бараку, разделенному надвое; и палисадник-огород перед ним тоже разделен был серединным штакетником пополам. Я застал изящно приодетую (возможно к моему приезду) тётю Свету. Пожилую женщину, к которой меня просили зайти и передать ей посылочки.

В её квартире на всех окнах, затянутых марлей с уличной стороны, как я заметил ранее, ещё висели плотные шторы, закрывающие свет. Но комары всё-таки были в комнате, и жужжали в прихожей по темным углам у потолка. Я было спросил об этом, на что тетя Света махнула рукой, – что она уже к этому привычна. Тогда я подумал, что надо бы купить какой-нибудь фумитокс.

В комнате обстановка не богатая, но в убранстве чувствовалось что-то милое и сервант, в котором фарфоровые фигурки напоминали о детстве. На стене над кроватью висел знакомый ковер с оленями на полянке, какой был во многих семьях и у нас. Мы жили раньше в соседнем таком же бараке, и дружили семьями, пока отец не получил квартиру в другом городе, где работал, далеко от родного поселка. Со временем поселок получил статус города, хотя городом я его не помнил (считал его посёлком). Висели по стенам какие-то этюды-картины, женская голова, нарисованная карандашом, – молодая тётя Света. Оказывается, муж тёти Светы был художник, а я его почти не помнил.

И был вкусный ужин и откровенный разговор, тётя делилась с «племянником» своими воспоминаниями.

У каждого человека что-нибудь спрятано, чем можно поделиться только с близкими людьми. Под старость тётушка осталась совсем одна, поэтому и была столь многословна, переключаясь в рассказах неконтролируемо с одной темы на другую.

Как будет лежать человек в могиле один, так в сущности и живёт он в последние годы одиноким. Память на старости лет иногда путается, забываются и подробности событий, и человек старый, желая дополнить точностью свои воспоминания, прибегает к сочинению невольной лжи. Но ему верит молодое поколение, потому что ложь говорится с авторитетом «старомудрости». Что бы ни придумывал пожилой человек, остается основное, – то самое «мудрое зерно», которое вне чувств человека. Старики теряют зрение, слух, могут утратить некоторые физические воспоминания, но «мудрое зерно», тот дух, это нечто иное вне всех физических чувств, оно в стариках остается жить.

Человеку, только начинающему свой путь – жизнь кажется великой, громадной, а сам он сидит на своем маленьком пятачке. О чём знают все старики и говорят об этом, – это о том, что вокруг себянужно прежде всего всё устраивать. А молодежь слушает стариков с недоверием и всегда куда-то стремится – ввысь, в далекие страны и прочее. Но чаще всего мечты о дальних странах остаются мечтами.