Ольга Ладыгина - Поехали со мной? От озера Титикака к карибскому побережью

Уже утром было какое-то странное предчувствие, что будет нелегко. Интуиция шептала: «А может, на автобусе поедешь до Кабанаконде?» Нет, мне нужно рискнуть и попробовать пройти трекинг самостоятельно.

Но через полчаса спуска я оказалась на тропе, засыпанной песком.

Сперва попыталась проползти ее на корточках, но, когда начала катиться вниз, в обрыв на камни, и чудом удалось отпрыгнуть назад, на твердую землю, поняла, что надо искать другой путь. Вернулась немного назад и увидела, что тропа одна. Значит, надо все же идти по ней.

Но во вторую попытку я быстрее покатилась вниз, в голове кадры из фильма «127 часов» и страх, что это совсем не туристический маршрут. К тому же внизу я увидела двух местных мужчин. Но не тех приятных фермеров с мулами, а неряшливых перуанцев-бродяг в грязных джинсах, в старых поношенных олимпийках и с длинными бородами. Они долго смотрели на меня, я, затаившись, наблюдала за ними. А потом резко побежала так быстро вверх в гору, сжимая складной нож в мокрой ладони, как никогда в жизни не бегала.

Отдышавшись в тени больших камней после неожиданного подъема, решила вернуться в деревню и сесть на автобус. Но когда пришла в деревню, что-то щелкнуло в голове: а не пойти ли мне вчерашней тропой? Часов за пять-шесть поднимусь.

В Тапае на пустой остановке красивая худая старушка захотела поговорить:

– Куда идешь?

– В Кабанаконде.

– Пешком?

– Да, а что?

– Да разве можно! Где твои друзья?

– Я одна.

– Ну нет, так дело не пойдет. А вдруг сломаешь ногу, упадешь, что будешь делать?

– Не переживайте, все хорошо будет.

– Будь очень осторожна. Подождала бы со мной автобуса… эх, молодые…

Все, что было потом, могу описать одним словом – «отчаяние».

Я поднималась часов пять, порой делая остановку каждые три минуты, и несколько раз уже была готова вернуться назад, чтобы в деревне нанять мулов.

Ум с издевкой твердил: «Кем ты себя возомнила? Одна? Да посмотри на себя, ты меньше недели в Латинской Америке! Что ты хочешь от себя?! Самонадеянная дура!»

Я придумывала способы заткнуть этот монолог, считая каждое дыхание, рассматривая птиц в голубом небе, наблюдая за ящерицами. Обещала себе, что, вернувшись в деревню, буду отдыхать и не уеду в Пуно, на озеро Титикака.

Выйдя на ровную тропу, кажется, я закричала так громко, что кузнечики бешено запрыгали по кактусам и камням. Самое сложное позади! Я поднялась наверх! Но до возможности принять душ и лечь на кровать оставалось дойти еще семь километров, а воды в бутылке на два глотка.

Высота около трех тысяч метров, солнце раскалило гладкие камни так, что на них можно пожарить яичницу, а ветер забыл дорогу в каньон.

Надо идти, ведь не могу я остаться тут на ночь.

Через полчаса встретила молодую пару, отдыхающую в тени беседки.

– Ребята, привет! Вы как? – усаживаясь к путешественникам в тень, слабым голосом спросила я.

На меня смотрели две пары ярко-голубых глаз, которые словно светились на загоревших пыльных лицах. Неуверенно улыбнувшись, они устало ответили:

– Было бы лучше, если бы не тащились с самого дна каньона с тяжелыми рюкзаками. Какого черта мы их взяли с собой?! Тебя как зовут?

– Оля, вас?

– Майта и Джулиан. Bonjour!

Они рассказали, что поднимаются с самой нижней деревни каньона, Оазис, уже часов восемь. И ежеминутно ругают себя за громоздкие рюкзаки.

– Слушай, Оля, у тебя же закончилась вода! А идти еще километров семь, пусть и не в гору, но по жаре…

– Да, но думаю, что смогу дотерпеть до Кабанаконде.

– Не говори глупости! Джулиан, подай мне рюкзак, пожалуйста!

Хрупкая девушка несколько минут шелестела пакетами в рюкзаке, а потом достала бутылку воды:

– Возьми с собой.

– А вы? Как же дойдете до Кабанаконде вы? – попыталась отказаться я.

– У нас еще четыре литра. Поэтому бери!

– Майта, знаешь, вчера был мой день рождения. И подаренная вами только что бутылка воды – это лучший подарок!

Сейчас я в Кабанаконде.

Наверное, ради криков «Я смогла! Неужели я смогла?!» и важных побед над внутренним монстром, считающим, что ты ни на что не способен, стоило спуститься в каньон. И увидеть самых больших птиц в мире – кондоров.

Озеро Титикака – это…

…четыре тысячи метров над уровнем моря;

…titi – «пума», caca – «скала» в переводе с языка индейцев кечуа;

…побывать на границе между Перу и Боливией;

…две ночи в доме индейцев кечуа на острове Амантани;

…июньские морозы, которые заставляют спать в ветровке, перчатках, в спальнике под двумя теплыми одеялами и крепко прижимая к себе ночью бутылку-грелку, наполненную горячей водой;

…крестьяне, возделывающие длинные изумрудные грядки с картофелем, пастухи овец и ткачихи пончо из шерсти лам;

…плавучие острова из тростника, на которых, как рассказывают индейцы, они живут общинами из поколения в поколение;

…плавучие острова из тростника, на которые те самые общины приезжают на лодках из соседнего города Пуно каждое утро на работу с туристами;

…падающие большие звезды на ночном небосводе. Кажется, что небо находится так низко, что достаточно подпрыгнуть и поднять руку, чтобы поймать звезду;

…самый опытный психолог, который внимательно выслушает историю расстроившейся свадьбы, а нежным шумом прибоя редких волн успокоит беспокойный ум;

…священные горы Пачамама и Пачапапа, с вершин которых видно заснеженные пики Анд;

…жидкий суп из киноа с картофелем, который готовила Жасмин, хозяйка деревянного холодного дома;

…еще одна исполненная мечта.

Холодный воздух пропитан ароматом полевых трав, сухой земли и рассказами крестьян, трудящихся среди гордых и великолепных Анд. На пригорке, среди каменных руин древнего деревенского жилища, опираясь на крепкий посох, стоит мужчина. Он еще молод, около тридцати пяти лет, но беспощадное жаркое солнце, посеяв на лице сотни мелких и несколько глубоких морщин, быстро состарило его кожу и, словно широкой кистью, выкрасило в темно-коричневую краску. На коренастом, широкоплечем мужчине надеты простые крестьянские брюки из жесткого сукна, теплое пончо из шерсти ламы, украшенное замысловатой ярко-розовой вышивкой, а голову от такого близкого солнца защищает шапка, концы которой развеваются на ветру. Под пончо у него спрятана вязаная сумка с большим термосом с отваром из листьев липы и лимонника, вареная кукуруза, кусочек соленого сыра и листья коки.

Мощные порывы ветра желают сбить его с ног, но крестьянин будто врос в землю, став единым целым с Андами. Он похож на край, в котором родился и вырос. Скупой на пустые «вежливые» разговоры и жадный на легенды и сказки предков. Он знает не понаслышке, что такое засуха, поэтому всегда угощает путников холодной речной водой. С ними он готов поделиться и скромным обедом из картофельного супа, и половинкой сочного авокадо. Мужчина-земля не умеет и не желает показывать свои чувства, но его поступки, наполненные заботой, красноречивее любых слов.