Игорь Терехов - Праздник мёртвой листвы. Киноновеллы

– А пыль? Жара? – Не отрываясь от работы, спросила Нила.

– А-а, – отмахнулась Жанна. – Но самое главное, конечно, публика. Доверчивая и благодарная провинциальная публика. Наш зритель! Они до отказа заполняют зал с неудобными скамейками. Старая сцена и плохое освещение. Но там, внизу, в темноте, люди живут собственной жизнью. Их смех, дыхание, возгласы – это часть нашего общения с ними. Иногда, когда они задеты за живое, мы сливаемся воедино. И тогда в зале наступает тишина. А на сцене царит настоящая жизнь!

– Кто знает, что такое настоящая жизнь?

– Один довольно неглупый человек сказал, что никакая любовь и ненависть не могут быть сильнее, чем страсти, бушующие на сцене между 19 и 22 часами каждый вечер. Правда, красиво?

– А как тебе это? – Нила протянула сделанный эскиз.

– О! Просто великолепно! Потрясающе! Особенно этот вырез!.. Но… Знаешь, дорогая, мне кажется, что все-таки… Словом, надо поискать какую-то грань между романтической драмой и карнавалом.

– Мне всегда казалось: любые награды – фарс!

– Но это не просто награда. Герой соцтруда! Конечно, сейчас многое переоценивается. И правильно! Я обеими руками голосую «за». Но какие-то ценности должны оставаться неизменными! А Батуев так много работает!

– Это еще не повод для всемирных торжеств. – Нила отобрала у нее эскиз.

– Как ты не понимаешь! Он хочет, чтобы это был праздник для всех. Не просто торжества по случаю… А карнавал! Настоящий маскарад! И мне отведена роль царицы бала!

– А ты помнишь, в каком наряде была Маргарита на балу у Воланда? – Спросила Нила, делая новый набросок.

– Нет?!

– В чем мать родила! Может, тебя такой костюм устроит?

– Вот мы и обиделись! И уже злимся! Художники – то-о-онкие натуры! Впечатлительные! О боже, как я не подумала раньше: надо выставить твои картины!

– Еще чего!

– Нет, правда! Какая я ветреная женщина! Представь: карнавал и выставка работ Нилы Белан! Это будет грандиозно!

В своем служебном кабинете с разных сторон стола над большим листом ватмана склонились Путилин и Мамонтов.

– Практически все трикотажные цеха имеют официальную крышу. – Рисовал кружочки Павлик. – Фонд культуры, Детский фонд, строительное управление №10…

– А этим зачем трикотаж? – Поинтересовался Путилин,

– Командир, вы упускаете из виду спецодежду.

– Неплохо.

– Да. Но все они работают на законных основаниях, фондируются в рамках переходной экономики.

– Неужели все так чисто?

– Нет, конечно. Крадут, приписывают, химичат с ценниками. Как и на любом производстве. Но суммы так себе: детишкам – на молочишко, отцам – на коньячок. Интерес возникает, когда в цех поступает сверхнормативное сырье. – Павлик стал рисовать квадратики над кружочками. – За один килограмм нити сверху дают до сорока рублей!

– А цех, скажем Артура, перерабатывает в месяц около десяти тонн нити. Значит, только за сырье он выплачивает что-то около четырехсот тысяч…

– Прибавьте сюда госцену. «Ваш человек в Гаване» отваливает теневикам ежемесячно минимум пятьсот штук.

– А сколько же он сам имеет?

– Считать чужие деньги нехорошо. Однако это не тот случай! Не знаю, что он пишет каждый раз в накладных. Но из килограмма полиэфирной нити он запросто может слепить один костюм под «Адидас». А это 120 рэ.

– И десять тонн сырья…

– …превращаются в один миллион двести тысяч советских рублей каждый месяц!

– Элементарно, Ватсон!

В кабинете генерала Донского кроме хозяина находились полковник Навалишин и Путилин.

Говорил Путилин:

– Механика обеспечения сырьем довольно проста. В адрес Солнечногорского производственного объединения «Химволокно» из края отправляются остродефицитные изделия, строительное оборудование, техника. Предметом обмена служат также бензин, мебель, цветные телевизоры, продукты питания и так далее. В обмен же поступает полиэфирная нить, из которой дельцы теневой экономики производят трикотажные изделия.

– Организованное экономическое вредительство, ага. Паразитируют, условно говоря, на трудностях момента, – промолвил генерал Донской.

– По предварительным оценкам, чистая прибыль только с этого вида бизнеса составляет сотни миллионов рублей в год. Такие средства требуют уже политического прикрытия, – продолжал Сергей.

– Послушаешь Сергея Георгиевича, прямо сицилийская «Коза ностра» у нас под носом орудует, – усмехнулся Навалишин.

– Хуже. У мафии свои законы. Она действует в государствах с развитыми правовыми структурами. У нас же – полный беспредел. «Коза ностре» не снились такие условия!

– Давайте не будем растекаться мыслью по деревьям, ага. Возвратимся, как говорится, к нашим баранам. – Остановил пикировку генерал Донской. – Кто верховодит кадриль?

– По оперативным данным, во главе преступной группировки стоит Батуев Константин Петрович, 1940 года рождения, руководитель объединения «Сельхозтехника»…

– Вот тебе и здрасьте, – крякнул генерал Донской. – Тут, понимаешь, намечается ему Героя соцтруда присудить, а мы, как говорится, в одном лице врага народа обнаруживаем. Антидюринг, проще сказать.

– По-моему, у Сергея Георгиевича это становится навязчивой идеей, – вставил слово Навалишин. – Посмотрите: недавняя история с Жолобовым, теперь – Батуев. Невольно напрашивается вопрос: кто следующий?

– Положим, бдительность еще никто не отменял, ага, – остановил его генерал Донской. – Но и факты, условно говоря, упрямая вещь. Одним словом, пока не увижу перед собой, ага, полную схему связей, строить предположения считаю категорически преждевременным явлением, тем не менее.

– К сожалению, – сказал Путилин, – мы пока не можем выявить все связи. Силы весьма ограничены.

– Великий Суворов учил: «Не числом, так умением!» – Напомнил генерал Донской. – Приходится с грустью констатировать, что многие оперативные, как говорится, работники утрачивают лучшие заветы наших дедов, и предков тем более. Что, впрочем, ни в коей мере не связано с возвратом к традициям пресловутых тридцать седьмых годов, ага. Сложной обстановке тотального страха и оголтелой подозрительности партия сказала однозначное «нет».

Лысенко и Жолобов в ярких мохнатых халатах отдыхали после сауны.

Перед ними на дубовом столе стояли водка, бутылки пильзенского пива, тарелки со снетком, раками, копченой севрюгой.

– Снова собрать такую сумму будет нелегко, – посасывая пиво, проговорил Жолобов.

– А ты постарайся, Сева, постарайся. Времени у меня мало.

Жолобов пожевал рыбку.

– Есть, конечно, один вариант.

– Какой?

– Помнишь того опера? В ресторане? Начальничка?

– Ну?..

– Есть люди, которые неплохо заплатили бы, если б он исчез.