Сергей Леднёв - Удачи в Гвинсберне!

Вот это да. Я что, ревную? … Да нет, быть не может. Показалось.

Ну и хорошо.

Тесс вернулась поздно и, заглянув на чердак, нашла Эри склонившимся над исчерканным листком.

– Что ты пишешь? – спросила девушка.

– Ничего, – Эри мрачно показал замаранный лист, где не было ни одного неперечёркнутого слова. Тесс еле разобрала проглядывающие под слоем чернил фразы «Из-под облаков…», «Я сижу на крыше и…», «В городе моём…», «Распахнув окно, ты увидишь его» и ещё несколько вариантов. Судя по всему, юноша пока проигрывал бумаге в неравном бою.

– Совсем ничего, – отрезал Эри, заметив заинтересованность девушки.

– А мне кажется, не такие уж и плохие варианты, – возразила Тесс. – Например, «Из-под облаков льётся солнечный свет».

– Нет. Это не то.

– Почему?

– Это не первая строка, – Эри на секунду насладился недоумением на лице собеседницы и нравоучительно продолжил: – Песню нельзя начать с абы какой строки. Для меня сложнее всего именно придумать первую фразу. Если она будет кривой, недостаточно цепкой или даже всего лишь легко заменимой на что-то иное, то и вся песня не заладится. Как начнёшь, так и закончишь.

Тесс подумала, что Рамси был прав, называя нового знакомого «слишком замороченным», когда они гуляли сегодня вечером. Чем дальше она сама общалась с Эри, тем меньше понимала, что им на самом деле движет. Но, по крайней мере, сейчас её компаньон честно пытался что-то придумать по тексту и сдвинуть дело с мёртвой точки, а это уже многое значило. Может, и правда стоит довериться его странным идеям?

– А как тогда понять, какая строка подойдёт? – спросила девушка.

– Ты почувствуешь это. Очень остро, так, словно ты знала её раньше и вдруг вспомнила.

– Кажется, понимаю… – неуверенно произнесла Тесс. – Но что делать, если времени в обрез, а первая строка никак не приходит?

– Сейчас нас должно волновать не это, – Эри вздохнул, предчувствуя тяжёлый разговор. – Тессария, ответь мне на один вопрос.

– М?

– Ты хочешь победить в конкурсе?

– Конечно! – голос девушки не допускал ни малейшего сомнения в твёрдости её намерений.

– Тогда, будь добра, – Эри попытался говорить как можно спокойнее – занимайся на репетициях музыкой, а не своим парнем.

Ну конечно, она взъярилась.

– Мои отношения – это моё дело! Я хочу, чтобы Рамси тоже присутствовал и высказывал своё мнение! Оно для меня важно!

– И что же такого умного он сегодня сказал?

– Может, ещё скажет!

– Он же предельно ясно сообщил, что ничего в этом не смыслит!

Тессария наградила меня ну очень злобным взглядом. Я понимал, что затрагиваю опасную тему, и если ляпну что-нибудь не то – очень быстро окажусь выдворенным с чердака и изо всей этой затеи заодно, как бы я ни был необходим для конкурса. Но я чувствовал, что прав, и не мог молчать.

– Да зачем ты вообще его притащила?!

– Он сам попросился.

Ээ… я точно не ослышался?

– Рамси?

– Да, он, – холодно ответила Тессария. – И если даже он действительно не разбирается в музыке, значит, он сделал это ради меня.

Ну что тут можно ответить? Переубедить влюблённую девушку – всё равно что сыграть с ходу песню задом наперёд: стопроцентно собьёшься и окажешься неправ.

Мы молчали где-то минуту. Я уже было хотел извиниться за то, что вообще поднял эту тему – не потому, что действительно сожалел об этом (я ведь чувствовал себя правым), но потому, что ужасно хотелось прервать это неловкое молчание, а ничего умнее на ум не пришло.

Затем Тессария вздохнула и неожиданно сказала:

– Но, всё-таки, в одном ты прав.

Невероятно! Я что, всё-таки сыграл песню задом наперёд?! А Тессария продолжила:

– Мне следует больше уделять времени нашей песне. Как ни крути, нам до конца бесконечно далеко…

– Что ты сказала?! – Эри чуть не подпрыгнул на месте. Тесс удивлённо взглянула на юношу:

– «Нам до конца бесконечно далеко»… А что такое?

Эри тут же принялся что-то черкать на оборотной стороне исписанного листа. «Бесконечно, бесконечно!» – радостно бубнил он себе под нос.

– Ты что-то придумал?

– Сейчас, сейчас, – Эри размахивал рукой, словно вдохновенный живописец по холсту. Тесс попыталась заглянуть в листок, но юноша, грозно взглянув на неё, отвернулся, и всю последующую минуту девушка наблюдала только многообещающую спину.

Наконец Эри закончил и, развернувшись к Тесс, с довольной ухмылкой положил перед ней лист с одной-единственной неперечёркнутой фразой:

«В городе моём бесконечно светло»

Первую строку, конечно, найти непросто, но стоит только её отыскать – и тут же, откуда ни возьмись, приходит настоящий шквал энтузиазма. Утром следующего дня Тессария притащила на чердак целый куплет. Надо сказать, даже не самый плохой куплет – я уж начал было думать, что её поэтических способностей будет недостаточно, но девушка показала, что может сочинять на нужном уровне.

Правда, со второй же строкой у нас вышел спор.

– Ну что это такое? «В городе моём бесконечно светло… Здесь нет грустных лиц, и далёкий шум машин не слышен». Тебе не кажется, что здесь что-то не так?

– Ээм, – Тессария замялась, – не знаю… эта строка пришла на ум, и я её написала.

– А ты раньше сочиняла стихи?

Девушка кивнула:

– Бывало несколько раз, но…

– Ты писала их с ходу?

– Да! – выпалила Тессария. Я скептически посмотрел на неё, вынуждая покопаться в памяти чуть глубже. Она тут же поправилась: – То есть нет. Я долго над ними думала.

– Верю. Но над этим, сдаётся мне, ты думала мало. Ладно бы ещё форма, но вот смысл… Во-первых, какие ещё лица на крышах? Во-вторых, как связано отсутствие лиц и отсутствие шума машин?

– Мне показалось, что…

– В-третьих! – я распахнул окно. На чердак вместе с порывом ветра ворвался звук надрывающегося где-то под окнами клаксона. Я многозначительно посмотрел на Тессарию.

– Так что в-третьих? – недоумённо спросила она

– А ты не слышишь? До крыш всегда долетает городской шум. Это неотъемлемая часть нашей картины!

Возможно, мои аргументы были притянуты за уши. Но что ещё я мог сказать ей, если я чувствовал, что с этой строкой что-то не так, а вот что именно – объяснить не мог? Не всегда в стихах балом правит логика, но и не следует по этой же причине скидывать её со счетов. Надо просто заменить строку на такую, которая не будет вызывать раздражения. Как ни странно, мои «длинноухие» аргументы подействовали.

– Ясно, – вздохнула наша «горе-поэтесса». – Никуда не годится.