Павел Макаров - Партия в любовь. Повести и рассказы

– Да, я признаю, своим существованием я в некотором роде обязан тебе, – выкладывал Герой на стол логические выводы. – Но я хочу стать известным героем, как Печорин или Пьер Безухов. Какой смысл, если про меня узнают три человека? А ты – ленишься… Но скажи, это из-за меня ты ленишься? «Я создал тебя из воздуха». А ты посмотри, как пишут другие. Они пашут, не покладая рук. И успевают и писать, и работать, и еще бог что выделывают. И известны всей стране. А твой роман, кто его прочитает? Ты мне обещаешь вечность, а где гарантии? То же мне, Шекспир. Ты уже год роман пишешь, а за это время Пронцова четыре книги издает.

– Вот только не надо сравнивать меня с Пронцовой! Я делаю литературу, настоящую. Я пишу честно. А узнают про меня, прочитают ли, – не только от меня зависит. Это случай.

– Ну, насмешил, – не унимался Герой. – Он пишет честно. Во-первых, кому твоя честность нужна? И что такое писать честно? Как это понять? Написанное – оно интересно или нет. Если роман издали, его читают, значит, он написан честно. А если он никому не нужен, то толку в нем никакого, и никто не знает, написан он честно или нет. На случай не списывай – талант пробьется.

Градус нашей беседы повысился. Непонятно откуда на столе появилась вторая бутылка. Закуски почти не осталось – хлеб и вода. Я не ожидал такого напора от моего Героя, собирался с мыслями. Он между тем продолжал.

– Вот ты говоришь честно. А кто писал сценарии ментовских серий? Я помню, как тебе позвонили, попросили серию написать, и ты руки потирал, сразу сел писать, роман побоку. И уже ничего не мешало, никакие звонки. За три дня написал, не вставая.

– Так это ради денег, их же никто не отменял! – закричал я. – Ты жизнь знаешь однобоко. На все нужны деньги. Например, чтоб эту дачу содержать. Да просто на жратву, на водку, наконец. Тоже мне, судья нашелся.

– А почему бы мне не быть судьей? – не унимался Герой. – Ты знаешь, я герой цельный, на все вызовы окружающего мира я отвечаю твердо, все мои поступки понятны и моральны. А ты бы мог больше работать, не искать оправданий.

– Ха, ха, ха. Он, видите ли цельный! Судит меня… Ты меня судить не можешь… Ты хоть понимаешь, в чем между нами принципиальная разница? – я решил нанести тяжелый удар.

– В чем же разница? – насторожился Герой.

– А подумай, ты – герой литературного произведения, романа. На тебя смотрят все читатели. И ты это знаешь. И тебе легко поступать всегда морально – тебя оценят. И финал романа будет таков, что все поймут, скажут – «да, он был прав». Литературного героя оценивают совсем не так, как реального человека в жизни. Шкала другая. Ты совершишь высокоморальный поступок, например, скажем …отдашь все деньги больным детям, и тебя оценят, причем сразу же, в ту же секунду, у тебя есть зрители, и ты, зная это, чувствуешь себя совсем по-другому. И последующей жизни у тебя нет. Роман закончился, тебя похвалили, и больше тебе ничего не нужно. На пенсию ты не выйдешь, будешь вечно молодым. А у меня зрителей нет. Я сам себе судья. Поступлю я плохо или хорошо, никто этого не поймет. А если я все, что у меня есть, отдам нуждающимся, меня сочтут сумасшедшим. И как жить я буду, если все отдам? Легко быть правильным героем, когда на тебя все смотрят, когда у тебя есть читатели и зрители. Вы, герои, живете совсем не так, как мы простые люди. Вы нужны всем, вы всем интересны, а мы… мы, безвестные люди, никому не нужны, разве что кроме самых близких людей…

Я закончил спич, и налил себе водки. У Героя была какое-то застывшее лицо, словно он переваривал какую-то трудную мысль. Машинально мы чокнулись и выпили. Вдруг лицо его оживилось, словно его что-то озарило.

– Э, не води меня за нос. Что значит другая шкала? Люди в жизни совершают тоже разные поступки – хорошие и плохие. И жизнь их вознаграждает за хорошие и наказывает за плохие. Если в жизни, как ты говоришь, нет морали, то откуда ей взяться в романе?

Я не тот человек, который может смутиться и испугаться витиеватой мысли.

– Я не говорю, что в жизни нет морали, – возразил я. – Я говорю, что она отличается от вашей, литературной. У вас, у героев, есть некая всеобщая стена добра и зла, на которой отпечатываются все ваши поступки. И все читатели видят, что написано на этой стене. Всегда понятно, морально поступил герой или нет. А мы люди, отвечаем только перед собой. У нас никакой стены нет. Если я совершил благородный поступок, то только я сам и могу себя оценить, а хорошо я сделал, плохо ли – неизвестно. Если про меня, может быть, потом кто-то когда-то напишет лет через сто, то я стану сам героем, и тогда мой поступок оценят, но скорее всего я кану в безвестности, и все мои поступки я могу оценивать только внутри себя, в своей голове, а этому чуждому и злому миру абсолютно все равно, что я сам о себе думаю. Мне остается только тешить себя надеждой, что меня и мои дела кто-нибудь когда-нибудь оценит. Вспомни жен декабристов…

На захмелевшем лице Героя отразилась мыслительная работа, как будто он действительно пытался вспомнить, где он раньше встречал жен декабристов. Я не дал ему опомниться и продолжил.

– Они совершили удивительный поступок самопожертвования – бросили обеспеченную жизнь, и отправились за своими мужьями на каторгу. Этот поступок помнит вся страна, о них романы написаны, кино снято. Так то-то и оно, что написаны, и что снято. Когда ты на виду, легче быть благородным и самоотверженным, самолюбование в чужых глазах греет сердце… Я все время думаю, а нужна ли мне моя честность? Толку от нее… Никто все равно не поймет. Нужно мне на вещи проще смотреть, выгодно или невыгодно. Но не могу по-другому, раньше нужно было свой характер менять.

На лице моего Героя отобразилась напряженная работа мысли.

– То ты за мораль, то тебе честность надоела, – промямлил мой Герой. – Ты как-то определись. В мире и так полно плохих людей, будь уж лучше хорошим, так оригинальнее.

– Ну, спасибо за совет, – ответил я. – А почему ты думаешь столько злых людей? Столько воров, мерзавцев? Они понимают, что вряд ли станут героями, у их поступков почти нет зрителей, вот и тащат все, что могут украсть, а накажет ли их жизнь – неизвестно. Если бы люди точно знали, что они – герои будущих романов, в этом мире было бы в десять раз меньше преступлений… Но так уж устроен этот мир.

Мы с Героем уже давно были в состоянии, не способствующему точному учету выпитого. Но мой визави держался молодцом, хоть и из последних сил.

– Так, что все герои живем и поступаем не как люди? – смог тихо произнести он. – Зачем мы тогда вообще нужны?

Я был доволен произведенным эффектом, у меня вдруг появилось сочувствие к моему Герою.

– Раз вы существуете, значит нужны, – сказал я снисходительно. – Человеку свойственно мечтать, он открывает книгу, надеясь, что кто-то укажет ему путь, по которому следует пойти, хотя ни одна книга не может дать ответ человеку, как ему жить, куда идти.