Виктор Ааб - Старое новое предприятие. 1988 год. Телефонный начальник

Столовая набита солдатами. Их не видно на гарнизонных площадках. Они появляются неизвестно откуда и неизвестно куда исчезают. Заметив звёздочки на наших погонах, уступают нам дорогу у входа, – опасливо сторонятся. Ужин уже находится на нашем столе – и по-прежнему, нас за ним – двое.

Утром следующего дня, собираемся в классе – нас уже четырнадцать человек. Подполковник высказывает предположение, что остальные одиннадцать человек вряд ли прибудут. Обещает представить рапорт высшему начальству о неудовлетворительной работе военкоматов по укомплектованию сборов. Звать подполковника – Валерий Егорович. Большинство прибывших на сборы – из Караганды и Темиртау, по профессии толи металлурги, толи шахтёры, – все, офицеры запаса. Находится, даже, среди нас один – капитан. Он, как старший по званию, и назначается командиром взвода – несмотря даже на то, что по виду – он, явно с бодуна.

Выясняется окончательно, что среди всех, по профессии и образованию, я – единственный связист. Подполковник смотрит на меня с явным удивлением – и как это я сюда попал…

Валерий Егорович в единственном лице будет и нашим командиром и нашим преподавателем. Целый месяц в данном импровизированном классе мы будем заниматься теорией, изучать матчасть, а затем, будем участвовать в учениях. Становится понятным, что кроме него, мы в части, в принципе, никому не нужны.

Он подготовился к первому занятию. Под запись рассказывает о принципах организации связи в роте, батальоне. Это всё – радиосвязь. Называет типы радиостанций. Перечисляет нам тактико-технические данные оборудования. Я не знаю, насколько это интересно моим новым товарищам, но меня бросает в неудержимый сон. Скулы разрываются от зевоты. Сколько раз я слышал всё это. Спасает лишь то, что приходится записывать информацию в тетрадь.

Обыкновенная лекция, но только очень низкого качества. Как и положено, она прерывается перерывами и наконец, завершается временем на обед. После обеда мы должны собраться в своём классе на самоподготовку, повторять записанное…

– Мужики, напутствует нас Валерий Егорович, – вы же взрослые люди и всё понимаете. Поэтому главное, – ведите себя тихо…

…И потянулись будни. Боже, – какая тягомотина, какая скука…

Единственное место, которое как-то отвлекает, это столовая. Еда не отличается разнообразием, экзотика проходит и всё быстро приедается. И суп жидок, и каша часто недосолена. Никогда в жизни не мог себе представить, что самым вкусным продуктом из солдатского рациона является сливочное масло. Его положено – двадцать грамм. Как и хлеб – на свой стол его надо получить, из хлеборезки. Строго дозированные круглые ломтики. Просто с хлебом – как это вкусно… – тают во рту. Нам достаётся по два кусочка – за счёт доли наших, не прибывших. Солдатам в хлеборезке нет дела – все ли мы за столом.

Конец первой недели. Режим дня понятен – завтрак, занятия, обед. Самоподготовка – свободное время, ужин, сон. На субботу, воскресенье, мы тоже предоставлены самим себе. Заняться абсолютно нечем, в холодной комнате хорошо только под двумя одеялами, и оказывается, сон тоже, очень сильно надоедает.

Нет газет, нет книг, нет телевизора. Субботний день тянется невыносимо медленно – это просто пытка временем. Единственная польза – остатки простуды, кашель, покидают меня окончательно. С наслаждением отдираю выполнивший свою миссию перцовый пластырь с груди – наконец-то кожа перестанет зудеть.

Мы уже знаем – путь в часть через КПП не единственный. Часть не ограждена сплошным забором. За котельной есть тропинка, ведущая в город. И она – довольно нахоженная. Кто знает – сколько солдат бегает по ней в самоволку. Ребята – карагандинцы, тропу шустро разнюхали и освоили. В субботу – во второй половине дня, их земляк – капитан, уже лыка не вяжет. Видно ему не надо много. Они начали «ужинать» в своей комнате загодя. И в столовой, вечером, вся их комната уже не появляется.

Ну что ж, завтра, если погода не испортится – пойду в город и я, не письма же домой писать, – попробую дозвониться…

Погода в самый раз. Настоящий воскресный день, – лёгкий морозец, ясное солнышко и просматривающаяся насквозь, заснеженная степь. Легко шагается по протоптанной дорожке – километра четыре. Кроме самой дорожки, ориентиров нет никаких, – по мере удаления от части, всё осязаемей и осязаемей чувствуется тревога.

Страшно в степи одному. Затем, как-то внезапно, из дымки, сначала смутно, потом всё отчётливей, всё ещё очень далеко, начинают появляться контуры какого-то высотного здания – похоже, элеватора. Чувство тревоги, пока был со степью и горизонтом – один на один, начинает улетучиваться – теперь не заблужусь.

Контуров становится больше. Дорожка выводит на железнодорожный узел. Впереди, разрастается мощная разгрузочная территория – взгляд сначала зацепляется за верхушки высотных кранов, постепенно опускается по ним и, наконец, краны растворяются в серости территории, в огромных угольных завалах, за которыми уже явственно выступает город. Около полутора часов длился путь. Наконец, долгожданная остановка автобуса. Через неё все маршруты ведут в центр.

Главпочтамт. Переговорный пункт. Много желающих позвонить. Несколько кабин оборудовано автоматическими междугородными телефонами. И доступ к ним свободен. Чтобы обеспечить непрерывность набранного по коду и происшедшего соединения – автомат нужно периодически кормить пятнадцатикопеечными монетами. Тут же разменный пункт. Наменял я их – в горсть не помещаются. Ну, минут на пять разговора – точно, хватит.

На другой стороне провода радостный голос жены, бодрый, звонкий…

– Ну, как ты там справляешься, милая?

– Да что со мной сделается, – приспособилась, – выходим из дому пораньше, Лена с удовольствием топает ножками сама, правда медленно, не торопясь… на работу успеваю… с Олей – проблем нет.

Я не улавливаю в интонациях Ромы ни единой нотки, даже косвенно указывающей, что ей трудно. Она держится молодцом и тут же, перебивает меня своими встречными вопросами

– Да что мы, – мы дома! Как у тебя дела, как устроился?

– Да, нормально устроился, служу…

Проклятый попался аппарат. Он щелкает как часы, издаёт предупреждающие звуки и всё норовит прервать связь. Лихорадочно заталкиваю в его жерло монеты – их количество в руке стремительно уменьшается.

Или время летит так быстро, или просто автомат разрегулирован, в погоне за сохранение соединения я теряю канву разговора, он какой-то прерывистый, с паузами недопонимания.

Чем так говорить – лучше, совсем не говорить. Услышали голос друг друга – и ладно.