Андрей Бинев - Операция «Пальма-два», или Большое Плавание Рыбаков

– Рыбка у каждого своя! – зло ответил Егорыч и плюхнулся на свой стул. Он нервно раскидал по столу несвежие газеты и сдвинул на кончик носа очки.

– Ладно тебе, старина! – примирительно забормотал Кирилл Немочев, корреспондент по Чехословакии и Венгрии. – Бывает! Ну, приврал маленько! Махнул лишку! Рассосется.

Кириллу этот грех был свойствен самому. Однажды он, подменяя в Праге постоянного корреспондента (тот лежал в больнице с острым аппендицитом), слал в Москву интервью со всеми сколько бы то ни было значимыми политическими лидерами страны. Интервью перепечатывались центральными и периферийными советскими изданиями. И только спустя месяц стало известно, причем совершенно случайно, что Немочев в глаза не видел ни одного солидного и значимого чеха или словака, а все время беспробудно пил конопляную чешскую водку в каком-то глухом уголке старой Праги. По вечерам он, протрезвев на час-полтора, просматривал газеты, делал оттуда выписки, и «вставлял» в уста крупных политиков пока еще не высказанные ими слова. Вставлял так лихо и так точно, что они не смели отказаться от них. В противном случае им пришлось бы придумывать нечто другое, а это в условиях социалистической народной демократии было делом рискованным. Немочеву все спустили, даже кулуарно похвалили за находчивость.

– Ничего я не махнул! Так надо было! – буркнул Егорыч, вспомнив наставления Власина.

– Надо, так надо! – встрял в разговор Матвей Дворкин, единственный еврей во всей редакции.

Он работал здесь потому, что начальник отдела кадров был женат на тетке его отчима по второму или третьему браку матери. Многие безуспешно пытались разобраться в сложной генеалогии рода Дворкиных, спотыкаясь на туманных намеках и загадочных порогах. Дворкин занимался странами арабского востока. Предполагалось, что этим самым утверждались общие клановые корни ближневосточных соседей или, напротив, разделялись глубокой и гулкой пропастью. Дворкин при этом пространно рассуждал на тему векового «пупа земли» и «обетованности» тамошних пустынь.

– Именно, что надо! – буркнул Егорыч и углубился в чтение старых газет, которыми был завален его стол.

– Ладно тебе, Артурчик! – улыбнулся Немочев. – Давай лучше выпьем. Вон ведь вино привез… из самого Парижа.

– Оттуда. Вы пейте, а я погожу, – отозвался Егорыч.

– Чего так? – удивился Веня Кукин, привыкший к тому, что Егорыч не упускал малейшей возможности выпить.

– Жду вызова… к шефу.

– Ну, жди. А мы выпьем… за твое здоровье.

Егорыч кивнул и отвернулся. Он слышал, как хлопнула пробка, и сглотнул слюну. В этот момент и зазвонил местный телефон. Кукин сорвал трубку и промурлыкал в нее: «Ага, ага, сейчас будет». Он выразительно посмотрел на Егорыча и закатил кверху глаза. Егорыч побледнел и приподнялся. Потом быстро схватил портфель, в котором что-то выразительно звякнуло, и выскочил из комнаты.

– Две бутылки конька, – констатировал Дворкин ему вслед.

Все согласно кивнули.

Егорыч бежал по коридору, тяжело дыша. Он ворвался в приемную и замер перед Кошельковой.

– Садитесь сюда, – велела она, кивнув на глубокое кожаное кресло возле окна. – Шеф примет, как только освободится.

– Спасибо, спасибо, Любовь Олеговна.

Егорыч присел на краешек кожаного сидения. Портфель аккуратно, чтобы не выдать содержимое, поставил у левой ноги. «Сукретка» покосилась на портфель и тихо произнесла:

– «Камю», две бутылки по ноль-пять.

Егорыч разинул рот от удивления. Проницательность Кошельковой начинала отдавать мистицизмом.

– А как вы поняли?!

– Да все так же, уважаемый товарищ Петров. «Камю» – вам по карману – не самый дешевый, но и не самый дорогой. Наиболее распространенная тара – пол-литра. Если бы была одна бутылка, вы бы не старались поставить портфель так, чтобы бутылки не звякнули друг о друга. Стало быть, их две. На большее вас бы не хватило, да и ни к чему. А еще там – духи. Скорее всего, «Шанель номер пять». Для супруги шефа. Ведь так?

– Так! – упавшим голосом подтвердил Егорыч. – А это-то как?

– Проще простого, дорогой вы мой. Супруге шефа все возят подарки, причем всегда одни и те же – духи. Подарить нефранцузские неприлично. Значит, у вас французские. Тем более, вы только что оттуда. Как я уже говорила, с воображением у вас не очень…

Егорыч засмущался и пожал плечами.

– Ну, так вот, в известной советской комедии «ищейка» обнюхивает какую-то бумажку и произносит «Шанель номер пять». Вы этот фильм видели, по крайней мере, раз двадцать, а то и больше. Ничего другого о парфюмерной промышленности Франции среднему советскому человеку с тех пор не известно. Значит, купили «Шанель номер пять». Два пузырька. Своей супруге и жене шефа. Угадала?

Егорыч кивнул и вспотел. Вытащил из кармана платок, обтер лоб и за ушами.

– В другой раз, если другой раз будет… – со злым намеком прошипела «сукретка», – покупайте три флакона. Ясно?

– Ясно. Виноват! – пролепетал Егорыч. – Я и завтра могу. Жене не нужно. У нее много есть… этого… разного.

– Ну-ну…

Егорыч облегченно вздохнул. Кажется, дело пошло на лад. А с этой стервой ухо надо держать востро! Мистика какая-то! Егорыч не замечал, что жил по давно утвержденным лекалам. Ему казалось, его судьба хранит собственный уникальный отпечаток, что она обладает своими тайнами и секретами и что разгадать их посторонний ум не в состоянии. Егорыч, как и тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч, миллионы его соотечественников существовал в жестких, почти математических, пределах «советского стандарта», с одним лишь частным отличием, каковое определялось его персональным местом на социальной линейке, на ясной и прямой цифровой шкале. Понимание этого выходило далеко за рамки его представлений об устройстве общества, как советского, так и любого другого. «Сукретка» же точно определяла цифровое значение личности, не допуская ошибок и сомнений.

От шефа никто не вышел, на столе у «сукретки» не зазвонил телефон, не вспыхнула лампочка, но она вдруг взглянула на Егорыча и процедила:

– Можете заходить. Недолго. Шеф занят.

Это было похоже на сговор против Егорыча. Он торопливо вскочил, звякнул бутылками в портфеле и быстро приоткрыл дверь. За ней, как и ожидалось, была вторая. Тяжело вздохнув в темном и душном, как чулан, междверном пространстве, Егорыч нажал на ручку. Дверь с трудом поддалась.

В обширном кабинете за большим столом сидел шеф. Егорыч несмело кашлянул, шеф поднял на него глаза и вдруг широко и радушно заулыбался. Егорыч, не зная как себя вести, смущенно шагнул вперед.

Егорыч сидел дома в кресле, хмельной и разомлевший. Жена хлопотала вокруг него, пытаясь выудить, что именно привело его в такое состояние. Егорыч лишь загадочно улыбался и, отталкивая супругу, озорно пытался ущипнуть ее. Она отбивалась и прикрикивала на мужа: