Ольга Смелянская - Земное

Когда перестанут ветра переламывать март
На после и до, и придет, наконец, просветленье,
Когда нам без компаса и без спасительных карт
Удастся добраться к началу весеннего бденья,
Тогда мы, уставшие биться за призрачный мир,
Покрытые пылью и полные глупого гнева,
Покинем замшелые стены унылых квартир,
И вынесем души на солнышко для отогрева.
Такими счастливыми нас не увидит никто —
Мы просто растаем, взлетая, как пёрышки, с крыши…
И после нас вспомнят, наверное, лет через сто…
А, может, не вспомнят… Но это неважно, ты слышишь?..

Вот тебе, девочка, имя, и вот твой крест.
Вот и ключей от всего, что на свете, связка.
Кто-то не выдаст, а кто-то, авось, не съест…
Так что – иди… И запомни: она – не сказка.
Даром не стелет под ноги шелко́вый путь.
Заново вряд ли позволит прочесть молитвы.
Утром – царица, а к ночи – придворный шут.
И без соломки то место, где карта бита.
Каждое слово – используют против. И
Выйдешь сухой только если угадан ключик…
Камень на шею. Улыбку. Давай, плыви!
Дальше страшней, но она ко всему приучит…

Так что, родная, Дамоклов всегда висит —
Помни об этом, а всё остальное – блажь.
Вот тебе, девочка имя и крест. Неси!
Ну, а ключи, здесь, на выходе, после сдашь…

Я непременно воскресну. Будучи льдом раздавлена,
Будучи смята временем, скомкана злой тоской.
Вы меня еще встретите с гордо спиной расправленной,
С крыльями вновь окрепшими, с нимбом над головой.
Я Вам скажу: «Здравствуйте!», и улыбнусь искренне,
Сяду легка рядышком, буду для Вас петь
Песни свои новые. А соберусь с мыслями,
Буду сорить рифмами, буду читать, ведь
Я не сдержу нежности, столько всего спрятано
Столько живет скрытого там, где растут сны!
Вкусом пусть чуть приторным, как карамель мятная,
Ветром морским, запахом вечера и весны.
Буду я Вас баловать, буду я Вас пестовать,
Буду для Вас ангелом, музой и может быть
Даже сниму крылышки, чтобы уж соответствовать,
Может, тогда сможете просто меня любить…

Я давно перестала считать ступеньки
И читать в обратную сторону вывески.
Стала прятать сединки свои. Коленки
перестала мазать зеленкой. Не вырасти
в вышину. В ширину бы теперь не двинуть.
И пускай теперь тяжело мне для каждого
без прелюдий заветное слово вынуть,
И в доверии только листы бумажные,
Я упорно несу себя вкруг, по стрелочкам,
Становясь постепенно нервною, злой натурою.
Только ночью выходит всё та же девочка
И зелёнкой мне душу мажет ручонкой мудрою…

И повисло молчанье с небес половинкой луны.
Город шумный, хотя бы под ней, умоляет покоя.
В тихой комнате двое, смотрящие разные сны,
Отдающие души луне и молчанью без боя.
Им блуждать до утра в переменчивой важности слов,
Через мнимость свободы в леса потаённых желаний.
Сквозь туман мирозданья пытаясь нащупать любовь,
И надеясь на то, что судьбу, без сомнений, обманет,
Он рискует остаться один на один с тишиной,
А она у разбитого напрочь, пустого корыта.
Как в картинах Магритта, застывший на грани покой
Собирается рухнуть с накатанной старой орбиты.
В тихой комнате двое. Спокойно, друг к другу спиной,
Нерождённую суть убивают безмолвным согласьем.
Растворясь в одиночестве, каждый под личной луной
Молча давит на газ, улетая по собственной трассе.

Пусть она источает сомнения, ей пора
Кинуть семя в прогретую солнцем надежды почву.
Ты не дал её жизни начала, не дал ребра,
Дай же вырастить дерево – то, что она захочет.
И пускай удивляется – выйдет на свет росток,
И немыслимым образом в небо взметнется крона.
Ты согласен быть рядом, и, если уйти не смог,
Охраняй это дерево, чтобы чужой не тронул
Изумрудной листвы. Не присел помечтать под ней,
Не сломал бы ветвей, не изрезал кору от скуки.
Ты же верный товарищ, ты сможешь сберечь! Сумей