Сергей Зыболов - Дежавю. Любовь

Все вроде бы подталкивало муравья к реализации военной карьеры, но каждый раз невозможно-странная, необъяснимая сила останавливала развитие мыслей Ски о смене жизненного пути, что-то не складывалось, и он всегда видел в этом некую мистическую сторону.

Но вот пару недель назад муравей снова задумался о службе в армии, он лицом к лицу столкнулся на родной лестничной площадке с соседом Ториллом, муравьем-солдатом, который ему в очередной раз предложил свою помощь в записи на контрактную службу. Ски торжественно обещал хорошенько подумать и дать ответ.

Нескончаемые десятки, сотни, тысячи каров, похожих друг на друга, словно грязные бурые шмели, уверенно и грузно бормоча себе под нос утреннюю молитву, проскакивали на бешеной скорости по широкому и нарочито-вычурному мосту, который звездно маячил в двух поворотах от родильного дома. Разделенное, распиленное как именинный пирог, на несколько равных частей, перекидное архитектурное сооружение, скорее, напоминало крепостные оборонительные башни времен средневековья, соединенные непрерывной, непримиримой, непроходимой стеной. Грозно гудящие металлические канаты, беспощадно пронизывающие насквозь мост с начала восходящего перекидного сооружения и до самого его туманно-дремучего конца, завершали мрачноватую картину мега-гусеничного монстра. Закрученные мощными улитками толстенные многожильные черные нити, казались громадными острыми шипами, иглами ощетинившегося ежа или раззадоренного дикобраза, готового пойти на все, лишь бы отбить атаку.

Под его тяжеловесной прочной броней, в сизоватой дымке струилась спокойная река, смиренно неся свои воды времени к безгранично-синему океану: здесь, в суматошном городе, река сонливо разливалась во всю великую ширь, одаривая своей бесценной красотой жителей любимого городка. Погода не жаловала. Застенчивый солнечный шарик невесело катался по небу за хмурыми тяжелыми облаками туда-сюда и совсем не спешил показываться, и невзрачный, незавершенный этюд давил, казавшийся полуживым, на город своим тяжеленным пессимистичным грузом. Где-то поблизости ежеминутно над высотными офисными зданиями тревожно и рискованно кряхтел военный вертолет: он то абсолютно без остатка растворялся в густом драконовском ультрамарине неба, то внезапно выныривал совершенно в неожиданном месте, и, зависнув на пару секунд, словно сканировал картинку происходящего, вновь утопал в безусловной пышности сырых облаков. Амина отчетливо видела, как где-то далеко, на окраине города частокол заводских труб неутихающе рыгает неприятно-темными густыми клубами дыма.

«Куда катится наш мир? Куда катится… это же настоящая катастрофа… какая там экология и эфемерная забота о нашей матушке-природе? Эти самые наивные вопросы экологии давно никого не беспокоят! Ну, мне так кажется, что не беспокоят… наивные… придумали красивые термины, сверкающие на летнем солнышке, взять хотя бы недавнее… Назвали прошлый год пафосным „Годом экологии“, а что он нам дал? Пустой „вш-ш-шик“ он нам дал. Пару звонких проблем озвучили и делов-то… А реальные жизненно важные вопросы остались без ответов. Строим – работаем – производим – выбрасываем… и все это – для чего? Есть ли ответ? Если в каком-то мало-мальском деле фантазийно светят дивиденды, то, даже несмотря на нерешенный экологический вопрос, предлагаемый проект будет согласован, в любом случае, – рано или поздно, но все равно будет согласован, и только так… Гиперчувствительный маркер с выгравированным названием „Прибыль“ отчетливо выделяет главную строку „Итого“ и все, дело в шляпе: все счастливы – Государство якобы счастливо, что растет количество рабочих мест от запуска нового проекта, и будут новые налоговые отчисления в госказну, новые работники счастливы получить работу со стабильным заработком, и босс с командой инвесторов счастливы от капающих на счет в странах, свободных от налогов, процентиков от вложенных капиталов! Прибыль есть и все! И больше ровным счетом ничего не надо. А с экологией разберемся… потом… может быть, разберемся… если успеем…»

Смертоносные, всесокрушающие технические выбросы нещадно поднимались бесконечными извилистыми дорожками к сизому, уставшему от тяжести дыхания, небу, прочно соединяя и притягивая друг к другу два мира, две вселенных: мир небесный и мир земной. Ядовитые техногенные пуповины намертво связывали и не отпускали, рождая неподдельный страх. Жесткий беспощадный ветер надрывно, неимоверно напрягая свои мускулы, шквалил изо всех сил, безрезультатно стремясь отнести отравленные клубы подальше от трудолюбивого города. И среди этого свинцового промышленного мира на открытой площадке, на крыше соседней высотки, сюрреалистично чудился муравей-художник. Его нисколько не смущала ни ненастная погода, ни грязная темнота, накрывающая город. Ловко укрывшись за двойным кирпичным выступом, под странным самодельным небольшим навесом, казалось, что муравей совершенно не обращает внимания на сильный ветер и моросящий дождь, он, словно в иллюзорном забытьи, торопливо водил кистью по холсту, закрепленному на вентиляционном выступе, безгранично наслаждаясь процессом рисования, творец растворялся в своей работе, оставляя для потомков пессимистично-серый пейзаж на полотне. Зачем? Для чего?

На небольшом подоконнике, возле которого стояла Амина, стояли цветущие фиалки. Вот истинная красота.

Шум беспокойного, жужжащего мегаполиса едва доносился сквозь плотный двойной стеклопакет. В какой-то скользнувший момент Амине довольно реально показалось, что на месте многоэтажек она видит страшную апокалипсическую картину: редкие полуразрушенные дома, смрадные, зловонные, ветхие лачужки-сараюшки, латанные-перелатанные фанерными кусочками и деревянными брусочками, затрапезные палаточные вигвамы, картонные подобия домиков, сооруженные из выцветших рекламных плакатов, самодеятельные накатные землянки.

Вокруг ярких костров, которые беспокойно играются между собой тут и там средь уцелевших домов и брошенных авто, на изодранных коробках дремлют понурые муравьи, безбожно укутанные в рваные одежды, которые и одеждой странно назвать, повсюду к мрачному иссиня-черному небу тянутся клейкие струйки дыма брошенной страны пожарищ, и меркантильно-жесткое, совершенно безжизненное солнце, сродни огненной неутомимой птице с янтарно-агатовым переливающимся опереньем, преспокойно себе перелетает с места на место, но живительного, спасительного света от нее, от солнечной звезды, увы, не исходит. Приунылая Амина тягостно вздохнула и прихлопнула глаза, стараясь выключить пессимистично-мрачную картинку в траурном воображении.