Вадим Климов - Свободные пьесы

(Из-за шторы выходит Слава.)

СЛАВА. Что, бредите или боитесь? Ваш выход сейчас. Помните, когда встретите первого, покажите ему, куда идти, а сами оставайтесь на месте и ждите второго. Можете курить, только на территории, за оградой не смейте, сработают датчики, завтра пришлют письмо счастья. Не обшаривайте их. Не знаю, кто будет первым, по плану женщина. Ступайте, мне надо поговорить с Людмилой.

(Людмила входит из-за шторы, поправляя костюм.)

ЛЮДМИЛА. Идите, и не надо трагедий, все правильно. Мы не сами выбрали этот путь, это обстоятельства. Вы хотели быть человеком – давайте стараться. Поймите. Миша, нельзя все время обижаться на мир, вы же часть этого говна, и никак по-другому быть не может.

МИША. Вы сказали «говна» – вот тебе на. Что теперь будет? Вы понимаете, когда расшифруют информацию, здесь всё опечатают? Это у меня нечего опечатывать и можно только решить меня права голоса, а у вас статус, вы понимаете, что говорите. Дятлов в округе я снял, но сканирование – его не отключить. Не пугайте меня, а то я по думаю, что не только вы такая, но и все. Куда я попал?

СЛАВА. Шагайте, Миша, и не переживайте. Давайте, двигайтесь. Людмила, позвольте предложить морс клюквенный. Есть малиновый и клубничный, но они приторные, а калиновый в самый раз, отрезвляет.

(Миша уходит.)

ЛЮДМИЛА. Вы сначала предложили клюквенный.

СЛАВА. Пусть клюквенный он тоже отрезвляет. Мне нужен ваш трезвый взгляд. Я посмотрел вам в глаза, и мне показалось, что вы способны на поступок, вы готовы его совершить, вам нужен повод, и этот повод вы ищете здесь. А я не хочу такого поступка, мне нужна длинная жизнь, чтобы довести дело до конца и рассказать всем, детям, внукам, что я сделал. Потому что все для них, а не для себя. Я готов принять лишения, готов немного терпеть, но что бы им было хорошо. Как представлю себе: сижу я на поляночке, в руках сачок для ловли бабочек, а кругом дети и внуки! Одни пропалывают морковь, другие стригут кусты, третьи копают червей – все заняты полезным и не нужным делом. Потому что морковь выдают на складе. Кусты дикие, и мы в лесу в 100 километрах от дома. А черви такие противные и мальчики пугают маленьких девочек. Люда. Простите, Людмила, как я вам благодарен за ваш искренний и честный взгляд!

ЛЮДМИЛА. Осторожнее в своих признаниях. Я почему согласилась на это? Потому что не могла больше терпеть и знать. Знаете, сколько я знаю. Я служила и при том, и при другом. Потом меня перевели в вышестоящий орган, и я работала там в секретариате при таких людях и таких делах, что потом меня опять отравили к этому, который сейчас. Доверяют, а как серьезно и дотошно проверяли! Только я об этом не знаю. Это, наверное, единственное чего я не знала. Как они проверяли меня, как проверяли его, который теперь. Я точно знаю, меня обо всем расспрашивали. И что вы думаете? Я понимала, что нужно говорить, и говорила, потому что не скажи я – и проверку не пройдет он, и я не пройду. И так все время. А когда началась работа с этим, как пошли к нему разные – я только записывать успевала. Сначала он мне показался суровым и молчаливым, а потом привыкла, а может – он привык, и стал говорить, улыбаться. Мне, кажется, мы, даже немного друзья. Но я свое место знаю, мне на него каждый день указывают. Я прихожу, привратник меня досмотрит, чтобы я чего лишнего не принесла, а когда ухожу – чтобы ничего не вынесла. Выносить ничего нельзя, закон. А то, что в открытом доступе для людей, – так и должно быть, такая инструкция. Мы открытая организация, для общего блага работаем. Ябольше скажу: мы для этого живем.

СЛАВА. Людмила, вы не заговариваетесь от работы? А то, может, нам вас поберечь, такая нагрузка?

ЛЮДМИЛА. Да что вы! Я скоро, как доработаю свой срок, так сразу поберегусь. А сейчас я себя чувствую такой необходимой обществу! Когда с тем, про которого теперь нельзя говорить, работала, он двигал проект оздоровления путем распространения и частичного запрещения. Я так предана была, так искренне взялась за дело. Я и теперь не жалею, наверное, все правильно было. Так и нужно, только я не поняла, когда он так все сделал, что теперь от этого так все пошло.

СЛАВА. Наверное, все в совокупности. Помните, тогда сказали «надо», и все ответили «есть», даже креститься стали в чаще, и время свое проклинали, а прошлое раскрасили в розовый цвет и забыли прошлые ошибки? Зачем нам прошлые ошибки? Посмотрите на этого, который теперь, он не помнит ошибок и всё повторяет. Пусть повторяет, а то наделает новых и кому исправлять? А так – некому. Я думаю, что это закономерность построения счастливого общества.

(Тихо открывается дверь и входит Дуня.)

ДУНЯ. А я вам говорю, не надо общество делать счастливым, надо отдельного человека сделать счастливым.

ЛЮДМИЛА. Здравствуйте, уважаемая.

СЛАВА. Здравствуйте, глубокоуважаемая.

ДУНЯ. Дуня, просто Дуня. Без бабы Дуни или тети Дуни, без этого вашего «уважаемая». Да, я глубоко пожилая, а с уважением потерпите, плиз. Окей? (Оглядывает комнату, подходит к стулу, двигает его. Идет к креслу, садится, примеряется, встает, идет на диван, присаживается с краю.) Я тут пристроюсь и ноги вытяну. Пешком шла, следы путала. Интересно по лесу ходить, слышно, как птицы поют и камеры поворачиваются, гул стоит. Шла по тропинке через усадьбу, видела, как в журавли летят. Думала, что нет их давно уже, в смысле, они не могут сами без направляющего и руководящего лететь. А вот погляди, не переделать природу, сами ровно летят на восток, как будто им там медом намазано. Нет бы на запад или на юг. Природа. Удивляюсь. Не смотрите так на меня. Как вас зовут, девушка?

ЛЮДМИЛА. Людмила. Я ответственная.

ДУНЯ. Людмила, вы еще молодая, не знаете той прелести возраста, когда его не надо выдумывать, ни прибавлять, ни убавлять. Все на лице написано: ты мудрая. Дожила до мудрости, а смирения нет. Не могу смириться с происходящим, но, кажется, смирилась с прошедшим. А вас как, молодой человек?

СЛАВА. Слава.

ДУНЯ. Слава, какое у вас поручение?

СЛАВА. Я не могу пока сказать. Есть правила и вы должны их знать. Правила ограничения информации для безопасности. И если вы помните, нужно обязательно пройти идентификацию. Вы должны ответить на несколько вопросов.

ДУНЯ. Слава, вы очевидно правы я по инструкции, как вы говорите, по правилам, должна ответить на некоторые вопросы. Но я давно решила, что никому ничего не должна. И если хочется услышать, что я думаю, то меня приглашают, я могу быть полезной. Моя репутация, а вы, наверное, об этом слышали, не требует, идентификации. Я так давно сопротивляюсь режиму, что все привыкли. Меня даже изолировать нельзя. Потому что уже поняли: изоляция это грубая провокация. Расслабьтесь и послушайте, о чем взрослый человек, умудренный, вам рассказывает. Я шла вдоль проселочной дороги, потом рощей. Такая простота в этой прогулке, столько спокойствия, в какой-то момент я подумала, ради всего этого они настраивают систему. Чтобы стало спокойно и просто, чтобы старушка гуляла вдоль поля и думала: «вот она, родина, так она и должна выглядеть» —в этом старушкино счастье. Ага, хер им. Счастье это когда ты знаешь что никто никому не угрожает. Мне уже ничего не угрожает, даже болезни, они уже со мной. А этой бабе угрожает многое. Молодость могут загубить, и раком поставить.