Вадим Климов - Свободные пьесы

СТЕЛЛА. В 90-е годы я долгое время жила в Женеве. Конечно, это было не самое удачное место, чтобы изучать искусство, ведь в Женеве нет музеев мирового значения. Зато географически Женева расположена идеально – на пересечении различных путей. Поэтому мы с семьей много путешествовали и побывали практически во всех крупных музеях и галереях Европы. Эти поездки произвели на меня сильное впечатление. Особенно меня поразило все, что касалось современного искусства, ведь в СССР люди не знали о его существовании. Однажды, я подумала: «Почему до сих пор в России нет ни галерей, ни музеев современного искусства.

ИРИНА АНТОНОВНА. Наша сила в том, что, опираясь на все мировое искусство, мы выискиваем те новые явления, которые считаем нужным показать публике. И должны за них отвечать. Ведь мы это искусство рекомендуем, музеефицируем, включаем в орбиту великой истории культуры. Поэтому мы должны быть очень разборчивы. В этом разница между музеем и галереей. Когда что-либо новое показывает музей, на мой взгляд, это предполагает особую ответственность.

СТЕЛЛА. Я так же отношусь к искусству, с тем же восторгом смотрю на картины, с удовольствием езжу в Венецию. Не на открытие биеннале, а потом, чтобы спокойно походить и посмотреть. Все мои разочарования – только по поводу людей. По отношению к искусству я не испытываю никаких разочарований.

ИРИНА АНТОНОВНА. Я люблю музей и всё время пытаюсь восполнить недостаток классического искусства. Вы видели очереди на Тициана? Люди стоят с 8 утра, а в субботу и воскресенье здание опоясано.

ИЛЬЯ ИЛЬИЧ. Я ходил в Эрмитаж, в Русский музей и любовался, и хотел понять как написать людей, природу – эти дрожащие облака, но у меня не получалось, не получалось долго. Ведь, чтобы нарисовать человека, надо знать анатомию, изучить тело человека. А теперь, когда глаз рисуют на лбу или нос под мышкой, я считаю это сатанизмом, а не современным искусством. Современное искусство – это то, что понятно народу, а народ – это мы с вами. Это шоферы такси, академики, бомжи, школьники и студенты.

СТЕЛЛА. Я люблю концептуальное искусство, не просто красивую, декоративную картинку, а вещь, над которой стоит задуматься. Мне нравятся Кабаков и Джозеф Кошут, Андрей Монастырский и Йозеф Бойс, Юрий Альберт и Джексон Поллок. Также я люблю провокативное искусство, пусть иногда оно даже может показаться слишком агрессивным. Например, я считаю, что группа «Война» по праву заслужила свою победу на премии «Инновация». Я не могу сказать, что искусство в моем доме главенствует. Скорее, оно ситуативно вписано в интерьер.

ИРИНА АНТОНОВНА. В 1956 году сделали выставку кого? Пикассо! Эренбург привез его личную коллекцию. И люди думали: «Всё открылось, всё можно». Опять появилась вера. Потом бац! – Хрущев со своим погромом. Ну, это уже все восприняли с отвращением и неприятием, по крайней мере, в моем кругу. И прекрасно понимали, что это было организовано группой художников, которые подставили своих коллег.

ИЛЬЯ ИЛЬИЧ. Искусство должно быть понятно, дорого, и тогда оно демократично. А если оно непонятно, не надо говорить, что русское быдло в нем не разбирается. Мы все отличаем искусство от неискусства.

ЗВЕЗДОЧЁТ. Пафос новаторства – это психоз 20 века. Что всё должно быть свежее, новое. Должно быть хорошее. Интересное. Почему-то в Древнем Египте нет рассуждения о передовом древнеегипетском искусстве!

В период рыночной экономики и быстрой девальвации понятий всё быстро превращается в китч. Вообще забудьте про китч! 20 век был век патологий и борьбы, когда все разделились, когда пытались говорить, что это – плохо, а это – хорошо. Время «плохо—хорошо» кончилось. Китч – это популярное искусство, искусство в массы.

СТЕЛЛА. Поразительно, но современный зритель намного лучше понимает художников 70-х и 80-х, нежели 2000-х.

ЗВЕЗДОЧЁТ. Просто надо быть. Я теперь фанат Станиславского, а он что говорил? Искусство в себе надо любить, а не себя в искусстве. Поэтому когда любишь искусство в себе, не надо никуда интегрироваться. Оно само появится.

ИЛЬЯ ИЛЬИЧ. Феллини когда-то сказал мне в Риме во время работы над его портретом: «Ты – художник, плывущий против течения». Я всю свою жизнь по сей день всегда что-то преодолеваю.

ИРИНА АНТОНОВНА. Диссидентства во мне не было. Образ мыслей был советский, но с определенного момента очень критический. И я вам скажу, с какого: со времени ликвидации Музея нового западного искусства, сталинских выпадов против Шостаковича и Ахматовой, дела врачей и космополитов. Вот тут глаза стали открываться. Мой муж – гораздо более умный человек, чем я, мой «второй университет», как я его называла, всегда говорил: «Ты идиотка, как ты можешь в это верить?» А я находила оправдания. Любила свою страну, верила в лучшее будущее. Война очень способствовала росту патриотического сознания, вы же понимаете. Я была довольно юна и с наслаждением ходила на демонстрации. Когда после войны вся эта черная туча нахлынула, ко мне пришло прозрение.

ЗВЕЗДОЧЁТ. Знаете, мне так надоело слушать про репрессии. Да, мои родители – герои сталинских репрессий.

ДАША. В 2017 году исполняется 100 лет со дня Октябрьской революции, что не могло не отразиться на программах и планах музеев и галерей. Большинство тематических выставок, конечно же, пройдет в России, но и крупнейшие зарубежные музеи не обошли событие вниманием.

ЗВЕЗДОЧЁТ. Сейчас я считаю, что жизнь лучше, чем искусство, интереснее и серьезнее.

ИРИНА АНТОНОВНА. Я вообразила про себя, что я понимаю, что такое хорошо, что такое плохо

СТЕЛЛА. Я вижу свою миссию в том, чтобы показывать наших художников за границей, чтобы они были узнаваемы там. У нас много планов – вполне реалистичных, просто они не окончательно подтверждены сейчас.

(Пауза, музыка, некоторые танцуют, мужчины пьют, дамы заняты делом. )

ИРИНА АНТОНОВНА. Люди и не подозревали о всех этих Малевичах, Филоновых и прочих. Это было открытие самих себя. Я вас уверяю, публика приходила не столько на французов, сколько на наше искусство. Был великий праздник, никто просто не верил, что это возможно. Как нам это удалось? Шел 1981 год – оставалось четыре года до перестройки, воздух уже менялся, надо было выпустить пар ― некоторые государственные деятели понимали, что всё время зажимать нельзя.

СТЕЛЛА. Мы же должны вписаться с нашим, русским искусством в западные рамки восприятия. Мы стараемся делать все на очень тонком, высоком уровне. Мы не перегружаем выставочное пространство, делаем «чистые» выставки. То есть ты заходишь – и сразу все понимаешь. Сначала идет художественное восприятие, потом на это накладывается понимание кураторской концепции.

ИЛЬЯ ИЛЬИЧ. Впервые – после моей первой выставки, состоявшейся в Центральном доме работника искусства, – меня послали на IV Международный конкурс молодых художников в Праге. Там Константин Козловский выставлялся, Юрий Жаров и я – единственный студент, получивший гран-при за портрет.