Вячеслав Каминский - Лабиринт времени

– Ведьма, – подумал Игорь. – Сейчас будет кровь мою пить. Ту, что ещё в жилах не застыла.

Ведьма и впрямь подошла к нему и стала что есть мочи трясти.

– Эй, парень, ты живой? Вставай! Замерзнешь! – Игорь не шевелился. Тогда ведьма попыталась поднять его, и это ей удалось.

– Пошли, – сказала она, – я тебя чаем напою.

В комнате было тепло. Горела печка. Старуха развязала платок, сняла телогрейку и оказалась не такой уж и старой. Наверное, зелья выпила, пока Игорь грелся у печки. По крайней мере, из пузатого цветастого чайника пахло не только чаем, но и ещё какими-то странными ароматами.

– Что, несчастная любовь? – спросила женщина и засмеялась. – Не переживай, нужна тебе эта кукла – другую найдешь.

– Почему кукла? – мелькнуло в голове Игоря, но он не стал на этом зацикливаться.

Тем более, что спасительница продолжала успокаивать его:

– Лучше иди-ка ты, дрогой, домой. Проспись. И всё пройдет.

Он послушно пошёл обратно в общагу. Вошёл в комнату. Стол был почти пустой, зато гости – сытые и в меру пьяные. Они о чём-то говорили, смеялись, не забывая при этом есть и пить. Кто-то танцевал под его магнитофон, кто-то кого-то тискал. Всем было хорошо. Никто из гостей даже не заметил отсутствия виновника торжества – а что, разве кто-то куда-то уходил?

Но Лиза, похоже, всё-таки чувствовала за собой какую-то вину. Она подошла к Игорю и тихо спросила:

– Ты что, обиделся?

– Нет, – ответил он.

– Хочешь, я тебя в «счёчку» поцелую? – предложила она и чмокнула в пунцовое от мороза лицо горячими губами.

Игорю хотелось поделиться своими воспоминаниями с Теодором, но тут двери дома отворились. На пороге со свечой в руке стояла та самая старуха. Она посмотрела в их строну и, прошамкав:

– Поспеши, а то опоздаешь! – растворилась в темноте…

И тут Теодор вспомнил, куда он собственно должен был успеть. Он нащупал во внутреннем кармане конверт, тот был на месте. В этом конверте лежало главное его сокровище – пригласительный билет в оперу на моцартовскую «Волшебную флейту». И хотя Теодор знал ее всю наизусть, и даже сам сочинил несколько вариаций на главные темы, правда тут же их и сжег – смеет ли он править самого Бога, но такое музыкальное событие пропустить не мог. Спасибо, друг Готлиб достал ему этот драгоценный пропуск в волшебный мир музыки, ведь теперь, когда Моцарта, наконец, официально признали гением, а его песенку Папагено распевали чуть ли не в каждой пивной, весь высший свет Кенигсберга почел за честь присутствовать на этом представлении.

– Бежим, – крикнул Теодор, – нам нельзя опаздывать.

– А где Карл? – спохватился студент. – Ты его не видел?

– Нет, – ответил Теодор.

– Карл! – стали звать приятели своего благодетеля – Карл!

Но в ответ- тишина.

И тут из туч выплыла большая круглая луна, осветив всю улицу. Без Карла. И только по булыжной мостовой медленно тащилась какая-то крытая карета с раскачивающимся зеленым фонарем, а вслед за ней, опустив голову, в тяжелом железном шлеме брел унылый полицейский.

– Нигде нет. Улетел он, что ли – развел руками Игорь.

– На луну, – поддакнул Теодор. – Видишь, то черное пятнышко прямо посередине диска. Наверняка это наш Карл. Уже поди подлетает, если, конечно, его в ту «зеленую Мину» не посадили, – и молодой человек махнул рукой в сторону удаляющейся кареты. – Нас с тобой, между прочим, тоже могли туда упрятать… В тюремной башне мы бы с тобой быстро протрезвели. Да, что с нас взять, голоштанных. А вот с нашего Карла они могут еще не один талер вытрясти. Да, жаль барона.

Глаза быстро привыкли к темноте, тем более, что узкая кривая улочка незаметно сменилась широкой прямой «штрассой». Идти по ней было значительно проще, однако у Теодора и на этот счет было свое особое мнение. Ему были милее старые узкие улочки, по которым, как он выразился: можно пойти в одно место, а прийти совсем в другое.

– Так в этом же вся и прелесть, – убеждал он своего спутника. – А сейчас… Ну что это: старые фахверковые домики посносили, прорубили эти никому не нужные прямые прошпекты. Гусарам по ним только маршировать на своих кобылах. Да, нашему королю нужны только плацы для парадов и маршей, прощай милый город… Через год-два я вообще тебя не узнаю. Башен нет, ворот тоже. Не город – проходной двор.

Тем временем путники приблизились к Замковому пруду, в котором отражались огни «Обиталища муз». Увы, после того, как умерла его хозяйка Каролина Амалия во дворце все реже и реже звучала музыка. Но иногда все же еще звучала. Подъезжали кареты, оттуда выходили знатные дамы и еще более знатные кавалеры. В большой зале туда -сюда сновали важные слуги, разнося бокалы с вином, так что насладиться музыкой никто особо не торопился, тем более под рейнское, хоть и не самое лучшее было о чем поговорить и что показать. Кто-то демонстрировал блестящие пряжки на своих лакированных башмаках, кто-то слишком усердно размахивал тростью, в изумрудном набалдашнике которой отражались не только мерцающие языки свеч, но и завистливые физиономии, тех, у кого таких набалдашников не было. Какой-то почтенный бюргер уговаривал главного архитектора снести городскую башню, так как она загораживает вывеску в его кондитерскую.

– Поймите, – пытался объяснить ему чиновник, – затраты на снос башни будут больше, чем те камни, которые мы сможем продать после ее сноса. Это нецелесообразно и экономически невыгодно. Разве если вы найдете мне достойного покупателя на эти булыжники.

– Найду, – обрадовался хозяин кондитерской. – Вот вам крест, найду. Только снесите…

– А, Цахес! – Теодор подбежал к высокому худощавому мужчине со смешным хохолком светлых волос на голове, который о чем-то оживленно беседовал с толстым важным господином. Похоже, у них был какой-то деловой разговор, и посторонние уши им абсолютно были не нужны. Поэтому, важный господин быстро раскланялся и также быстро удалился.

– Знакомься, Ансельм! – не обращая внимания на то, что спугнул собеседника, сказал Теодор, – это Цахес, как я его звал в детстве, а ныне известный литератор Захариас Вернер. Не слыхал? Между прочим, Бог. Или почти бог. Помнится, когда мы жили с ним под одной крышей, мамаша его частенько потчевала нас водичкой, которую крошка Цахес превращал в вино. Я правда не могу утверждать, что это было хорошее вино, поскольку ввиду моего малолетства, мне его не давали, но все мои тетушки, и матушка в один голос утверждали, что это был божественный напиток. Вот, Ансельм, какова сила внушения. Что ж ты хочешь – Бог.

– Не паясничай, – прошипел Захариас. – Ты отлично знаешь, что моя мать больная женщина.

– Но это не мешало нам по утрам молится на тебя всем домом, включая прислугу. Правда, правда, Анесльм. Я не шучу. Его мать уверяла нас, что это – новый Иисус! И я почти поверил…. А сейчас, наш славный Захариас хочет всех убедить, что пишет гениальные стихи. Ты только послушай, Ансельм, разве это не гениально: