Юрий Пакин - ИСПОВЕДЬ СОВЕТСКОГО ЧЕЛОВЕКА

В сезон все ребята ходили в лес за ягодами и грибами. И не потому, что это всем хотелось или было интересно, а потому, что было необходимо заготавливать все это на зиму. Ягоды обычные для средней полосы России – вначале земляника, потом черника, морошка (мухлаки) и гонуболь (так называли голубику), потом малина, и уже осенью клюква. Бруснику там не помню, видимо ее было мало. Наибольшей популярностью пользовалась черника и гонуболь, чуть меньше малина. Их сушили: чернику на кисель, гонуболь на пироги, а малину на пироги и от простуды. Варенье тогда не варили, потому что не было песку, да и традиций.

Кстати, во время сбора ягод сборщики как то делились на две категории. Первая могла во время сбора пропускать каждую вторую в рот, а вторая за все время сбора могла съесть только какую-нибудь бракованную по какому-то признаку, то ли с подзеленком, то ли с гнильцой. И есть в лесу из корзины считалось большим грехом. Надо было приносить полную домой, а потом ешь сколько хочешь. Отец рассказывал, что он с друзьями, чтобы не позориться на дно корзины иногда клали траву, а сверху ягоды. Когда шли вдоль деревни, делали гордый вид. Я так не делал никогда.

Где то в четыре-пять лет мы с Кокой вместе с другими старушками пошли за груздями. Тогда за грибами ходили не с пакетами (прости господи) и даже не с корзинами, а с кузовами. Кузов, это емкость, сплетенная из тонких липовых лент, обычно размерами 40х40х40см. Итого 64 литра. Плели, конечно, и другие. В тот раз у меня был маленький, литров на 20. Я сейчас страстный грибник, хожу в лес постоянно, но вот картина того поиска, вернее просто сбора, потому что искать то и не надо было, постоянно стоит перед глазами. Просто надо было или срезать видимый гриб, или определить его местонахождение под бугорком, чуть приподнявшейся листвы вперемежку с хвоей. Набрать то мы набрали быстро, а идти назад нужно было более трех километров. Нетрудно догадаться, что пройдя небольшое расстояние, я устал, и остальной путь совместную добычу пришлось нести Коке. Заблудились. И вышли, в конечном итоге, по пути, который я указал. Не блудился я в лесу никогда до возраста, где то 55 лет. Сейчас без компаса никуда, хоть и имел первый разряд по спортивному ориентированию. Компас в голове сломался. Из грибов предпочтение тогда отдавалось пластинчатым грибам: груздям, волнушкам. Рыжики росли редко и, как правило, были червивые. Белых, почему то брали мало. Поскольку они часто росли по коровьим тропам, их называли «коровельниками».

Каждая деревня имела свой любимый гриб. В Поросли, и вообще в том краю, предпочтение отдавалось сухому груздю. Рос он там в грибные годы в громадном количестве. Гриб действительно хороший, его можно и солить, и жарить.

В одном месте спуск к реке был очень крутой. Это место называлось «Карпаты», и с этих Карпат зимой пацаны катались на лыжах. Кстати, первые мои лыжи сделал из специально добытой осины сосед из дома напротив, Алексей Иванович. Этот Алексей Иванович жил с женой, Ольгой Ивановной. В моей детской памяти они остались как очень чистенькие, тихие, добрые люди. Когда я заехал в деревню, где то в 93 году (деревня еще была), они были по виду такие же, как в 54 году, когда я покинул Займище.

Деньги в колхозе не платили, поэтому их нужно было как то добывать. В то время государству зачем то много требовалось ивовой коры. Почти все, кто имел возможность ее добывать, это делали. У нас эта ива называлась «бряд». Называлось это «драть корье». Технология была следующая. Во время посещения леса по каким то надобностям, замечали где растут эти деревья, и в свободное время прямо туда. Дерево, как правило, не срубали, обдирали кору лентами. Вязали в «пучки», из которых делали вязанку. Дальше закидывали ее на спину и домой, это было самое тяжелое. Кока и тут мне помогала. Эти пучки расставлялись около дома с солнечной стороны для сушки. После сушки несли их в заготконтору. Пучки должны быть очень сухими. Проверял их на сухость приемщик, частично ломая отдельные веточки. Если ломались плохо, вес сбрасывал по своему усмотрению. Стоил один килограмм «корья» где-то 20 копеек дореформенных. Можете представить, какой это был труд.

В те годы лета всегда были жаркие, поэтому все свободное время ребятишки проводили у реки. Вся деревня располагалась вдоль устья реки, которая называлась Медоза. Несмотря на малость, река была рыбная. Щурят пацаны ловили очень просто. Один ставил бельевую корзину около куста в воду, а второй сверху топал по воде ногами. Как правило, щурята в корзине оказывались. Кстати, бельевой корзина называлась потому, что в ней матери таскали белье полоскать на реку круглогодично, включая сорокоградусные морозы. Перчаток резиновых тогда не было. Помню, как мать обрадовалась, когда уже учась в институте, я привез ей из Москвы несколько пар таких перчаток. Объем корзины где-то литров тридцать. Начало река брала буквально в километре выше деревни, поэтому она больше напоминала ручеек. Почти через каждые 100 метров в реке встречались омута, по местному «бочаги», в которых всегда была очень холодная вода из-за бьющих родников. В одном из этих бочагов, находившимся рядом с коровником, и было место купания. Холодных родников там не было. Песчаных пляжей тоже не было, была трава. Поскольку никто плавать не учил, и присмотру не было, пацаны, случалось, тонули. Из подручных материалов всегда делали трамплин для ныряния.

Нужно сказать, что весь день был чем-то наполнен. Дети были предоставлены сами себе без мелочной опеки, но забывающий обязанности, наказывался. Что самое главное, во многих семьях жили три поколения, как правило, бабушки, отцы (у кого с войны вернулись), матери и внуки. Это создавало правильную (на мой взгляд) обстановку, способствующую воспитанию добрых и ответственных людей. Матери и отцы, занятые добычей хлеба насущного, были резки и в суждениях и поступках, а бабушки и дедушки, по силе ума и более богатого жизненного опыта, сглаживали это все. Нужно сказать, что в то время колоссальную положительную роль в воспитании играло и все окружение. Как правило, ни один проступок ребенка не оставался незамеченными, сразу же была реакция в виде или осуждающих слов, или подзатыльника от взрослого, увидевшего этот проступок. Информация о проступке к вечеру обязательно поступала и к родителям. Число подзатыльников увеличивалось. Обычно этим видом воспитания занимались матери. Ничего в этом плохого не вижу. В этом возрасте учеба через определенное место, находящееся между спиной и ногами, доходит намного лучше. Тем более, что после окончания этого процесса у воспитателя и воспитуемого наступает процесс обоюдного слезоиспускания, который сильно сближает и размягчает душу.