Андрей Ставров - Вракли-2

– Ой, какое у тебя красивое платье? Откуда?

– Что значит откуда!? Да ведь мы вместе его покупали месяц тому назад!!!

Или задаёт этот же вопрос про одежку, которую я носила десять лет, потом лет пять не трогала. Я киплю от негодования, а он искренне удивляется, дескать, не может быть, он точно помнит, что такого у меня нет. А уж поручить ему самому купить что-нибудь, так это отдельная песня. Однажды доверила туфли. Он такое умудрился приобрести, что даже на даче стыдно ходить. Ни одного своего размера не знает и даже нет никакого стремления узнать.

Нет, это просто жуть какая-то! Это для меня поход с ней по магазинам как путь осужденного на эшафот Никак не могу понять её логику. Если её интересует моё мнение, то почему орать, если я его высказываю. С одной стороны, вроде понятно, так как в нашей семье есть только два мнения – её и неправильное. С другой – тогда зачем же спрашивать?!. Хорошо, я молчу. Если она спрашивает, отвечаю, что я согласен и что это её выбор. А это ещё хуже. Заявляет, что мне наплевать, что я так говорю, чтоб отвязаться. Тогда перед тем как зайти в магазин, я заявляю, что буду молчать. Хожу за ней, о своём думаю. Она ничего не покупает и на выходе разъяренно шипит на меня, что из-за меня не смогла купить. Я в изумлении, как так, я же вообще молчал. Она мне:

– Ты так выразительно молчал, что все твои истинные мысли были слышны в радиусе двух километров! Ты меня этими мыслями обидел!

В другой раз я категорически отказываюсь заходить в магазин. Я обожаю такие из них, у которых внутри или перед входом есть скамейки. Я готов там сидеть в компании таких же страдальцев и дремать или думать о чем-нибудь приятном. Иногда это дает положительный результат. Помню в Берлине жена заволокла меня в обувной. К счастью в женский. Ни одной скамейки. Так я прислонился к лестнице и задремал. Жена так умилилась, что аж две пары себе купила. Мне иногда кажется, что она сама никак не может выбрать или решиться, но признаться в этом не желает и ищет виноватого. Однажды мы заехали в большой супермаркет в Варшаве. Каждый взял тележку, и мы разъехались по своим делам. Я застрял в отделе с инструментами. Встретились уже у автомобиля. Я не рассматривая, что она купила, помог загрузиться. Уже на даче я обнаружил накидку на кресло, такую, какую всегда хотел. Креслица у нас два, а накидка одна. Спрашиваю:

– Что, была только одна такая?

– Да, нет, были и еще, но я постеснялась (!) тебя и купила только одну, – несколько смущенно проговорила жена.

Без комментариев!!!

Муж дал прочитать мне эту писанину. В целом близко к истине (то, что про него). Правда я так не выражаюсь и лексика другая – тоньше и словарный запас богаче. Его же комментарии сплошь вранье, такое искажение истины, что дала бы по кумполу, так жалко, своё же. Хоть и гаденыш, но люблю ведь!

Х. Бидструп. Террорист

Кто из нас хоть раз в жизни не был Дедом Морозом или Снегурочкой? Кому не приходилось организовывать дни рождения собственных детей или быть приглашёнными на такой праздник у родственников и друзей? Я с ужасом вспоминаю моё единственное выступление в качестве Деда Мороза. Я был студентом первого курса и по недоразумению зашёл в родную школу. Классная была несказанно рада и, как выяснилось позже, по причине того, что кандидат на эту роль неожиданно запил, а праздник для первоклашек уже завтра. Делать нечего, я согласился. Назавтра, когда я появился в школе, выяснилось, что всё есть – и шуба и борода и шапка, но нет валенок. С трудом нашли какие-то резиновые сапоги 47 размера. Попытались покрасить чем-то белым, но ничего хорошего не получилось и пришлось в таком виде предстать перед толпой детишек. И тут же моя обувь привлекла особое внимание. К счастью, стояла оттепель, и мне удалось отшутиться. Но сотни глазёнок, таращившихся на меня, производили впечатление направленных ружейных стволов, и ожидание немедленного залпа навсегда отвадили меня от участия в подобных мероприятиях.

Наш большой и закадычный друг Слава Барсуков по кличке Барсук – поэт и песенник был невероятным бабником. Причём каждый раз он был убеждён, что вот эта Оля (Лена, Таня, Анна и др.) настоящая, последняя и звуки марша Мендельсона звучали в его душе. Барсук действительно влюблялся по уши и истово верил, что, наконец, пришла настоящая любовь. Но проходило время и оказывалось, что нет, не то и не та. Он страдал недолго и вновь начинал безуспешные поиски. Мы также страдали, но по иной причине, так как Барсук имел обыкновение приводить нам каждую новую претендентку на представление и оценку. Тут надо отметить, что помимо Барсука наша квартира была прибежищем чуть ли не всей богемы города. В то время иметь отдельное жильё, не отягощённое наличием родителей, братьев-сестёр или бабушек-дедушек было большой редкостью. Нам невероятно повезло, и ещё студентами въехали в большую двухкомнатную квартиру рядом с центром. И почти двадцать лет в любое время дня и ночи мог раздаться звонок в дверь. А там несколько близких друзей, их приятели, просто знакомые, приезжие, да кого только не было. С ними ящик вина или водки или пива в зависимости от контингента. Закуска… Закуска, конечно, хозяйская, т.е. наша. К счастью народ тогда был непритязательный и жареная картошка, сало, домашние соленья и прочая безыскусная пища принимались на ура. Сложнее было, когда в толпе были известные люди, ВИП персоны, как это сейчас говорят. Стоило в городе появиться московскому или питерскому театру, как к нам тащили известных актёров. Или, например, к другу-режиссеру приезжал известный сценарист – опять к нам. Не буду перечислять всех, чтобы не выглядеть снобом, но наш кот Филарет мог бы смело писать мемуары под общим названием «Я на коленях у…». Информации на пару полных томов хватило бы. Но и эти гости были всё-таки соотечественниками и особых претензий не предъявляли. Другое дело иностранцы. Два часа ночи. Звонок в дверь. Чертыхаясь и проклиная свою богемную долю, открываю. Барсук с очередной зазнобой, какая-то дама и два мужика. В руках у Барсука картонный ящик.

– Слушай, дружище. Это Карлос, известный переводчик латиноамериканских писателей, а это аргентинский художник О.Б., он же член ЦК аргентинской компартии. Выручай!, – зашептал мне в ухо, гад.

Ё-моё! Во-первых, шаром покати. Во-вторых, опять с первым отделом иметь дело придётся. По правилам нашего НИИ, сотрудник, имеющий допуск, обязан извещать первый отдел обо всех контактах с иностранцами. Не утаить, всё равно Большой дом узнает и известит. Пока гости обустраивались в комнате, мы на кухне решали, что делать. Водкой сыт не будешь. К счастью, в холодильнике нашлась килограммовая пластмассовая банка с солёной килькой. В морозильнике с полкило сала и в ящике картошка. Только железная выдержка жены и её кулинарная гениальность спасли честь страны и нашей семьи. Килька была очищена от голов, хвостов и внутренностей, сбрызнута уксусом и засыпана кольцами лука. Картофелины были разрезаны пополам вдоль. В каждой половинке выскоблено углубление, в которую закладывалась смесь натёртого замороженного сала с чесноком, солью и перцем. Затем всё это в духовку. Под водку закуска пошла на такое ура, что мы в будущем сделали её своим фирменным блюдом. А иностранцы с криком «Анчоусы!» умяли всю кильку подчистую. Ну а утром, едва я пришёл на работу, как первый отдел вызвал на экзекуцию. Стуканул таки КГБ…