Аука - Бесполезная книга и волшебное время года. Том 2

Придуманный Он был несовершенен и поэтому особенно притягателен. Он волновал неожиданностями и странностями, а еще своей недоступностью. Он вроде бы где-то и мог существовать, но для Нее был реален. Сначала она подружилась с Ним, потом полюбила и наконец, привыкла. Рассказывала Ему свою Жизнь, делилась происшествиями и радостными находками. Хвалила и легонько подтрунивала. Это было по-настоящему, гораздо сильнее, чем в привычной и однообразной обыденности.

Он. А что Он? Живет, ходит, ест, спит, читает ее представления о Нем, не подозревая. Как и большинство мужчин, Он недогадлив и не умеет разглядеть главное мимо слов. Для Него происходящее с Ней – просто блажь. Он даже не затрудняется объяснить почему, хотя мог бы. Его Жизнь изменилась? После того, как Она его придумала? Его Жизнь изменилась после того как Она его придумала. Сделала Она это так легко и мягко, что Он ничего не заметил или сделал вид, что не заметил. Это уже неважно для того кого придумали и всегда неважно для того, кто придумал.

Они расстались. Или расстанутся. Это неизбежно, если люди никогда не встречались. И почему-то обидно. Такой финал претендует на обидный, но не получит приза даже как грустный. Мужчины не обратят внимания, а женщинам будет не до этого (они придумают кого-то другого).

Настроение у зайца… было. Нормальное такое настроение. Заячье настроение устроено просто. Оно или есть, или это не настроение. Есть человеческому настроению у кого поучиться.

Был понедельник. Вторник уже выглядывал из-за минутной стрелки. Шел снег, нервно переходящий из степенного снегопада в истеричную метель. До февраля еще было немного времени, но все было и без того понятно. Беспокойство. Такова тональность этого момента.

Бояться глупо. Но особенно глупо бояться этого бояться. Финал предопределен еще до рождения и с этим трудно что-то поделать. Правда есть еще целая Жизнь, неизвестной продолжительности со смутными перспективами. И это пугает особенно. До тянущего холода и невозможности перевести дыхание. А потом происходит смерть. С кем-то из близких или просто рядом с тобой. Происходит не вовремя, буднично и словно бы понарошку. Ничего не изменить. Шкала ценности обнуляется, и ты получаешь шанс сделать что-то иначе.

Планы на будущее. Важные приобретения, заделы с возможностью продолжения. Это все солидно и правильно. До тех пор, пока коротенькое тире не прыгнет между двумя датами и отсчет будет закончен. Бойся или не бойся. Копи или будь транжирой. Великое будничное отнимание все уравняет.

Охотник перестарался и промахнулся. Заяц, оглушенный, но фантастически быстрый и Живой, бежал по пушистому снегу, оставляя за собой неровные следы. Бежалось легко. Казалось, что еще немного и можно будет взлететь. И настроение …было. Как и положено.

Нам выпало встретиться странным образом и не встретиться как положено. Нельзя назвать это знакомством, но глупо отрицать очевидную близость. Сны, слова и возможность допридумать остальное. Этого точно глупо бояться. Особенно бояться этого бояться.

Легко. Легко? Легко! Делать легко, значит делать, не опасаясь ошибки? Потому что у тебя такой запас умений, что можешь запросто ошибку исправить или позволить? А вдруг ты не боишься ошибок? Не очень умеешь, но ошибок не боишься? Тогда легко не получится. В «легко» умение зашито по умолчанию. Ты сначала должен научиться делать хорошо, а потом уже можешь «не бояться». Иначе конфуз неизбежен.

Ворона шагала. Со стороны можно было подумать, что птица рехнулась на всю себя. Ворона шагала прямо, криво, назад, вбок и «неизвестно куда получится». Она испытывала шаги на возможность шагнуть, так как еще никто не шагал.

Шагам нравилось. Снег вокруг вороны покрывался затейливыми письменами. Тишина заглянула полюбопытствовать, да так и осталась полюбоваться. Ворона шагала. Она даже не подозревала о том, что затачивает свою безупречность. Она шагала.

Если заварить кашу под названием «безупречность», то основу будет составлять важность. Для безупречного тебя все одинаково важно или одинаково неважно. Так не бывает при обычном рационе Жизни. В обычном первом, втором и десерте важность очень важна в определенных пропорциях. Как усилитель вкуса и приятная приправа. Это движитель, мотиватор и знамя победы. Убери важность из меню человека и все потеряет смысл, вкус и направление. Но важность еще и якорь, цепь и оковы. Чем важнее что-то для тебя, тем меньше легкости в твоих движениях и поступках. И нет золотой середины. Пока есть важность, компромиссы невозможны. А когда важности нет или все одинаково важно, то компромиссы не нужны.

Петров подошел к вороне и поздоровался. Ворона выполнила несколько замысловатых шагов, развязала шнурки на ботинках Петрова, улыбнулась и улетела. Безупречное существо легко обходится без церемоний. И не обидно почему-то.

Петров взял да и шагнул. Зря он это. Шагнул-то не куда-то по важному делу. А просто так шагнул, куда-то. Потом шагнул еще раз и еще. Петров топтался на месте, делал огромные шаги и семенил. Бестолковее этого занятия было трудно что-то придумать. Но оно почему-то нравилось. Словно бы эти бессмысленные шаги оставляли в Вечности неизгладимый след.

Мир людей в основном состоит из важных людей. Подверженных той или иной форме важности и прекрасно себя при этом чувствующих. Практикующие безупречность трудно различимы на общем фоне, и держатся в тени. Не от излишней скромности, а по причине отсутствия важности. Легко. Как шагать. Не ради чего-то и не во имя великой цели, а исследуя еще не испробованные направления.

– Шауркал – продумал исполинского вида и выпрямил на вдохе – Оскуринашь и брамсы впрок!

Исподволь нарубившись отменного, василиск исполнил и наклонился. Восемнадцать отметились и были горазды. Что еще может так насторожить, как не отпуск взахлеб? Мягонько буранило и одухотворенно фонило. Истула!

Возможность бреда гарантируется вдохновением или диагнозом. Иногда это совпадает, чаще обескураживает. Но редко кого останавливает. В первом случае это необходимо, в остальных неотвратимо. Не будь валенком, будь валенком. Двойное отрицание ведет к разборчивости и каннибализму рассудка.

Машшшуры – из-за стреженя на стремень несло и благоухало – Как бы не кряк, всяк в свой пермяк – нелогично констатировал забубенный.

Если отмерить чуть за середину, то до вторника крылом подать и рукой до пятницы. Про четверг лучше не заикаться.

А понедельник? Сами напросились. Вот вам всеобщая арифметика. В году чуть больше пятидесяти дней. Как? А вот так…