Михаил Ефимов - Отрывки из жизни внутри музея (сборник)

– Мишка, ты чего там пыхтишь, неужели страшно? – услышал я смешки «обозников». Видимо, лицо моё выражало такое усердие и наверняка было бледным от напряжения. Но я всё-таки подвёл крюк под кольцо. У художника тоже всё было в порядке.

– Отпускай!

Внизу ослабили натяжение верёвки, и картина повисла только на полосах. После этого наступали работа научного сотрудника и проверка точности его глазомера.

– Правый угол опустить на сантиметр ниже, – уверенно скомандовал научник. Ну вот, опять по-новой. Я зацепляю крюк полиспаста за кольцо.

– Поднимай!

Картина опять снята и висит на полиспасте. Теперь мне понадобятся обе руки, одной я должен держать полосу, другой открутить разводным ключом прижимной болт и опустить крюк. Всё это на глаз, только от точности моего глазомера зависит, повторю ли я эту операцию ещё или получится с первого раза. Тело в напряжении от усилий сохранить равновесие, но иногда чуть-чуть покачивает. Но вот крюк опущен, болт опять завернут, я плавно подвожу крюк под кольцо картины.

– Опускай!

И снова научный сотрудник смотрит опытным взглядом. Ему помогает наш не менее опытный в развеске картин бригадир.

– По-моему, теперь правый угол слишком низко, вы как думаете? – как нам сверху казалось, шепчутся они.

– Да, надо или правый поднять на полсантиметра или левый опустить, – отвечает второй.

– Давай, Мишка, ты выше, да и привык уже, подними правый угол только на полсантиметра и смотри не промахнись! – кричит снизу бригадир.

И всё начинается сначала. Так может повторяться несколько раз, а можно попасть и с первого. Крюки ходят по полосе тяжело – мешает несколько слоёв краски, спина побаливает от напряжения одновременно держать равновесие и поддерживать картину. Но на этот раз нам повезло, со второго раза попадаем в цель. Теперь наступает работа ребят на втором ярусе, они должны так же повесить нижнюю картину на другие полосы, висящие рядом, а мы пока отдыхаем. Итак, двадцать минут – и два огромных шедевра готовы предстать перед посетителями во всей своей красе.

Но впереди ещё два, и это только на одной стене, причём не самой большой. Самая большая стена в зале может принять на себя картин пять в нижнем ряду и столько же в верхнем. Три человека под руководством лаборанта отдела Запада подвозят нескончаемые картины в зал и увозят снятые. Благо фонд «А», откуда их привозят и где они хранятся на огромных, до потолка, выдвижных стеллажах, находится тут же, над соседним залом. Только привозят их из фонда, а увозят уже к лестнице, где потом надо напрячься и спустить шедевры на первый этаж, прямо к упаковщикам «Хепри» – именно так именуется организация, занимающаяся упаковкой и транспортировкой выставок. «Обоз» ропщет.

– Мы что, всё должны повесить сейчас, а потом ещё и спускать картины на первый этаж? А как же обед?

– Да не беспокойтесь вы, сегодня сделаем только половину зала – две стены, остальное завтра. Но спустить картины к упаковщикам надо сразу после развески, не оставлять же их на лестнице, – успокаивает нас научный сотрудник.

– Всё равно это долго, останемся без обеда! Ну давайте поставим их в какой-нибудь зал и закроем его, ведь иногда же так делаем, – надеемся мы на полноценный обеденный перерыв.

– Нет, ребята! Вещи должны через три дня уехать, а их ещё надо упаковать! – твёрдость в голосе научника говорит о неотвратимости решения. – Я скажу Ольге Николаевне, что вы закончили позже, и она вам даст час на обед.

«Если, конечно, даст», подумали все, но делать нечего, придётся идти опускать картины.

Где-то в двенадцать ещё одна стенка «повешена».

– Так, вы двое разбирайте вышку, двоих хватит, а остальные марш на Салтыковскую лестницу спускать картины, – не давая передохнуть, командовал Андреич, он тоже явно хотел кушать. – А вы двое как закончите, не на обед, а приходите помогать нам.

«Обоз» уныло поплёлся из зала, сзади шёл бригадир, как погонщик, следя, чтобы ни одна из овец не убежала.

Вся Салтыковская лестница уставлена картинами. Пожалели только научных сотрудников Русского отдела, чья дверь смотрела на лестницу – оставили им для выхода просвет. Лаборант и немногочисленный состав наших ребят в количестве трёх человек сидели на подоконнике и о чём-то увлечённо болтали, они явно не перетрудились.

– О, а вы чего сидите, картины не спускаете? Хотя бы начали! – сказал кто-то со злостью усталого человека.

– Мы спустили самые лёгкие, теперь вас ждём.

Дело в том, что сами картины, то есть холст, натянутый на подрамник и там расклиненный, весит очень мало. А вот рама – дело другое. Если рама современная и сделана из багета, то она тоже много веса не прибавляет. Но если рама старинная, вырезанная из толстого слоя дерева, ещё и с лепниной, то это отдельное произведение искусства, и весит она очень много. Так вот, расслабляющиеся на подоконнике парни спустили только картины небольшие и с лёгким багетом, а таковых немного. Основную же часть они предоставили опускать нам.

– Так, ну-ка быстро, не расслабляться, глаза боятся, а руки делают, – подбадривал Андреич крылатой фразой из своей коллекции. И действительно, по четыре человека на картину – и через полчаса всё спущено.

День начался как обычно – тяжёлый подъем утром, недовольство своей долей в жизни и местом на социальной лестнице, в общем, как у всех. Но «обоз» немного порадовал необычностью. Там находились какие-то люди явно не нашей, не российской внешности, среди них две симпатичные девушки, что приятнее вдвойне. Они ворочали аппаратуру, очевидно, для съёмок, что-то болтали на своём, с любопытством следили за нашими парнями.

Первая мысль о том, как я буду переодеваться. Они наблюдали за всем с такой жадностью, что, голову на отсечение, точно не отвернуться. Пришлось уходить за шкафы на другую сторону. Потом пошло как обычно – вошла Ольга Николаевна.

– Мальчики, к нам приехали голландцы, будут снимать, как мы работаем. Прошу любить и жаловать. Они будут вместе с нами ходить, а вы не обращайте внимания, работайте, как будто их нет.

Ну, тут как всегда посыпались шутки: «Так приглашайте девушек к нам, чего они там мнутся», «А обедать тоже вместе будем?», «Как мы переодеваемся, они будут снимать? Процесс-то немаловажный для истории».

Ольга Николаевна ответила со своей обычной непосредственностью и холодным спокойствием:

– Эти вопросы задайте им сами, тут есть переводчик.

Пыл был охлаждён, и все пошли на работу.

Вечно хмурый бригадир привёл нас в Галерею 1812 года. Мы должны были снимать все картины на реставрацию, да и сама галерея давно мечтала уйти туда же. Решено было делать на двух «вышках». Я полез собирать первую. Тут же подбежала голландка с камерой: «Можно я вас поснимаю?»