Тамара Соколова - Пасынки лжи. Памяти свободных СМИ посвящается

А затем Женя Глазьев, длинноволосый, полнеющий от обильных застолий и ночных возлияний придворный художник, осуществил давно лелеемый план мести. Присутствуя совершенно случайно при разговоре о том, что в регион приходит очередная родственная коммерческо-государственная структура и ей нужно найти достойное место для размещения, он заметил, что самое «достойное» место – это Дом художников, который можно перевезти и в другое место. Тем более что там сейчас очень нездоровая атмосфера, нет радости от происходящего, много злопыхателей и, прямо скажем, потенциальных оппозиционеров. Ночью, после того как персональный водитель главы региона привез очередной пакет с элитным алкоголем и этот алкоголь уже попал в горло собравшегося бомонда, идея с переездом была одобрена губернатором. Правда, Глазьев мечтал не только расправиться с теми, кто не одобрял его подход к жизни и искусству, но и самому занять Дом художников, открыть там собственную школу. Но к этому нужно было идти слишком долго. А злоба разъедала его здесь и сейчас.

Обо всем этом думала Капустина, подходя к областному театру драмы. Она давно не идеализировала Глазьева, но такой поворот событий принес ей не просто разочарование в конкретном человеке, но и горечь воспоминаний о школе, детстве и юности, в которых фигурировал Евгений. Светлана понимала, что написать интервью с Глазьевым о необходимости уничтожения, то есть переезда Дома художника в другое помещение, она не сможет. Трезвая, она просто не вынесет такого потока лжи и спеси, задохнется, заплачет, начнет унижаться. А прийти на интервью пьяной, чего Капустиной еще не доводилось делать, значит, просто наброситься на Глазьева с кулаками.

Съедаемая противоречиями, Светлана Капустина зашла в магазин и купила бутылку водки. Самой дешевой. На приличную денег не было.

Ирина Скрябина посмотрела на часы. Через два часа у нее была назначена встреча с парикмахером, вернее, стилистом, как модно сейчас говорить. Ирина старалась хоть в чем-то походить на успешную business women и поэтому видимые части облика держала в порядке. А пока у нее еще был час времени, чтобы просмотреть еженедельное приложение, редактируемое Высоковым. Обычно это занимало совсем мало времени. Алексей никогда не подводил ни подбором материала, ни оформлением.

Ирина зашла в отдел верстки и взяла полосы будущей газеты. Высокова в кабинете не было.

Вернувшись в свой кабинет, Ирина приоткрыла окно, налила кофе и начала чтение. От заголовков первой страницы чашка в ее руке закачалась. Она поставила ее на стол, зажмурилась, вновь открыла глаза и опять посмотрела на первую полосу.

«Курить и пить – здоровью вредить!» – это был первый заголовок. Далее: «Вонючкам не место в нашей жизни!», «Жирная еда под запретом!», «Не надо полумер!». Ирина почувствовала странное шевеление в волосах. Она не могла понять, что она читает, кто это написал и зачем, к чему эта провокация? Стараясь справиться с сильным сердцебиением, Ирина набрала номер парикмахера.

– Вероника, это Ирина Скрябина. Извините, что подвожу Вас, но сейчас никак не смогу прийти. Цейтнот на работе. Давайте наметим встречу на другой день. Я вам перезвоню.

Ирина нажала отбой. Несколько минут молча сидела, смотря невидящими глазами в пространство. Затем любопытство побороло ярость и растерянность, Ирина начала читать. Она дала задание подготовить материалы против курения, и это было с блеском исполнено: живые истории, мнение врачей и психологов, тест на никотинозависимость, пара карикатур. Но это было только начала таблоида.

Далее шли другие материалы. «Трудящаяся Алина Иванова» жалуется, что ее работоспособность падает от того, что в автобусе и на рабочем месте ей дышат в лицо перегаром, луком и чесноком, поэтому необходимо применять к подобным «вонючкам» статью закона об административном нарушении. Ее поддерживает «трудящийся Карамыскин» – аллергик, который считает недопустимым использование духов, дезодорантов и прочих косметических веществ с сильным запахом в общественных местах, так как это может вызвать у некоторых людей не только тошноту, но и отек дыхательных путей.

Врач Сидоров рассказывает о том, что ожирение не только влияет на работоспособность конкретного человека, но и всего общества, так как сокращается число здоровых работников в народном хозяйстве. Кроме того, родители с избыточной массой тела прививают свое отношение к еде детям и те, в свою очередь, тоже выпадают из числа здоровых, работоспособных людей. Другой эксперт идет дальше и предлагает не принимать на работу людей с избыточной массой тела, если у них нет медицинского подтверждения, что толщина является следствием болезни, а не «распущенности». В «письмах читателя» были и другие предложения: не продавать чипсы, сухарики, газированные напитки детям до 18 лет – «чтобы росли здоровыми»; один день в неделю в школах сделать только спортивным – пусть дети 4—5 часов занимаются исключительно спортом; перестать выпускать одежду более 54 размера, чтобы толстяки или худели, или заказывали одежду индивидуально – это и стимул для похудания, и экономия для легкой промышленности…

Ирина была шокирована, как реальные проблемы сегодняшнего общества можно перевернуть. Снять с государства ответственность за своих граждан, их медицинское обслуживание, образование, культурное воспитания, социальную адаптацию, все возложить на самих людей. Начать геноцид по весу, запаху, привычкам. Всех неукладывающихся в «нормативы» сделать изгоями, презираемыми социумом. Скрябина достала телефон, но звонить не пришлось. Дверь открылась, и Высоков вошел в кабинет. Он казался спокойным, но в глазах был не только интерес, но и озорство.

– Привет. Ты, наверное, меня хотела видеть.

Ирина откашлялась, чтобы начать говорить, но потом сказала совершенно другое, что намеревалась.

– Есть вопросы по номеру. Но мне надо ненадолго отойти. Вы меня не проводите?

Затем Ирина подошла к Высокову, взяла его за рукав пиджака и потянула из кабинета. В приемной он попытался что-то сказать, но Ирина поднесла палец к губам и направилась к выходу из здания. Когда они вышли на улицу и отошли шагов на десять от двери, Ирина заговорила.

– Только честно скажи, ты специально меня подставляешь?

– Что ты имеешь в виду?

– Макиавелли ты недоделанный, думаешь, никто не догадается, к чему все эти материалы? Разве можно нормально воспринять твои параллели с фашистской Германией и прочими тоталитарными режимами?

– А может, все не такие умные, как ты?

– Лешка, я понимаю твое отношение к власти. Но меня зачем подставлять, зачем подставлять людей?

– Почему этому беспределу никто не возражает. Все молчат, хотя бояться пока нечего. Никого не убивают и не сажают. Но все бояться сказать свое мнение вору, взяточнику, подлецу. Мы – журналисты, ты об этом забыла?