Николай Ольков - Собрание сочинений. 5 том

Дальше Бывалый уже не слышал, он видел и поля, и сады, и красивых узбечек, и прохладный ветер, настоянный на всех цветах долины, обдувал его и ласкал. Когда он очнулся, Алахитдин улыбался ему, прищурив глаза:

– Приходи через три дня, вечером, в твоей башке много грязи, надо уборкой заниматься.

Родя потянулся к барсетке, но узбек поймал за руку:

– Оставь деньги. Деньги – зло, я помогу тебе просто так. Ты хороший человек, я так думаю.

Уроки старика Родя усвоил быстро, научился отключаться на четверть часа в любой обстановке, стал сдержанным, невозмутимым, чем иногда пугал сотрудников. Вот и сейчас – откинул покрывало, заботливо заправленное приходящей домработницей, лёг на мягкое гостеприимное одеяло, расслабился, перестал думать, но сна не было.

Когда приехал к узбеку, как и договорились, через три дня, процедура проходила в той же комнатке, только Родя лёг на кушетку, больше похожую на топчан, Алахитдин сел рядом, долго глядел в глаза, Родя снова уснул и спал, видимо, долго, потому что в комнате было темно. Он приподнялся, кто-то раздвинул шторы на окне, и в квадрате света появилась женская фигура.

– Вы хорошо спали, и я закрыла окно.

Она подошла ближе, и Родя увидел молодую, даже юную узбечку, с множеством косичек на голове, в цветном просторном халате, который даже при лёгком движении выдавал её заманчивую фигуру. Что-то шевельнулось в памяти, только никак не мог вспомнить, но уверен, что где-то видел эту девушку

– Отец работает, а меня попросил быть около вас. Я позову его.

Старый узбек сел рядом.

– У тебя тут, – он постучал по своей голове, – кровь портится, долго сидит, свежей крови нет, а старая не уходит. Надо лечить вот тут, – он опять постучал по своей шее. – Гузель будет тебя лечить, она ещё ребёнок, но аллах дал ей знание. Это моя младшая дочь. На родине совсем бедно, она приехала сюда, русский хорошо знает, надо учиться. Гузель хочет быть врачом. Слушайся её, когда больно – скажи. Но надо терпеть.

Первый сеанс назначили на субботу, Родя ловил себя на том, что ему хочется видеть эту красивую и таинственную узбечку, никогда раньше он не увлекался женщинами, сам не заводил знакомств, чьи-то попытки познакомить с местными красавицами заканчивались традиционными обменами любезностями и холодным прощанием. Родя считал, что ценил свободу, хотя и сам не знал, для чего она ему?

Гузель встретила его у входа, поклонилась в знак приветствия, он тоже кивнул, прошли в комнату.

– Разденьтесь по пояс. Нет, брюки помнутся, вот простыня, снимите все, завернитесь в простыню и на живот. Мне нужен ваш позвоночник.

Девушка вошла в белом халате, указала на кушетку, попросила продвинуться вперед, чтобы освободить шею, голова чуть свисала с кушетки.

– Вам неудобно? Терпите. Тогда начнем.

Ее теплые ладони растирали его грубое тело, он расслабился и готов был уснуть, но она начала работать пальчиками, и они проникали все глубже в кожу, в мышцы, почти касались костей. Пройдя по всему позвоночнику от копчика до затылка, Гузель сказала:

– Сейчас я буду смотреть шейный отдел, будет больно. Но вы же мужчина.

Тонкие пальчики оказались железными клещами…

После этой процедуры Родя долго спал. Были сны, быстрые, как мысль, он не успевал понять, что снится, а картины уже менялись, и вновь скользили сквозь память, оставляя только теплые чувства. Только поднял голову – старик стоит на пороге.

– Крепко спал, храпел сильно, клиент спрашивал, что там такое. Улыбаюсь: мужчина спит. Храпеть тоже не будешь, я научу. Твои люди волнуются. Ты собрался в путь?

Бывалый вздрогнул: он этого никому не говорил. Старик усмехнулся:

– На родину едешь. С чистым сердцем надо. Родных никого. Могилы есть. Слезу пусти, не держи, слеза сердце моет. Прощай пока.

Исполнительный директор строительной фирмы Макс Михайлович Самсонов позвонил и попросил о встрече. Родион назначил на девять утра. Самсонов, умный и толковый экономист, начал сразу с главного:

– Родион Петрович, вчера главный бухгалтер принесла отчет за полугодие, конечно, два варианта, так вот, по чистому прибыль приличная, мы такую еще не получали. Я понимаю, все снимем, переведем в валюту и… Родион Петрович, в сейфе нельзя хранить столько денег, они должны работать.

Бывакин кивнул:

– И что вы предлагаете?

– Вариантов много, но в городе есть смысл ввязываться только в производство с новейшими технологиями, вам пока этого не предложили, а просить вы не станете. Но можно другое: купить пару колхозов и заняться аграрным бизнесом. Дело надежное и перспективное, люди кушать хотят при любом режиме. У меня есть один знакомый, прекрасный экономист и даже практик, был директором совхоза, начальником сельхозуправления в районе. Если ему поручить, он сумеет все организовать. Нет, Родион Петрович, если вы не согласны, я снимаю предложение.

Шеф промолчал. Действительно, сейф в потайной нише хранил пачки новеньких долларов, иногда он открывал бронированную дверь и тупо смотрел на полки: куда это все? Не найдя ответа, звонил главбуху и велел с текущего счета перечислить детскому дому полмиллиона. Детский дом был рядом с городом, Родя познакомился с заведующей, крупной и грубоватой женщиной, но быстро понял, что это внешнее, а на самом деле Аксинья Васильевна хорошая хозяйка и заботливый воспитатель. После первого перечисления она пригласила дарителя, показала свое хозяйство, провела по школе, по спальням, зашли в столовую и на кухню.

– Хлеба детям хватает? – неожиданно спросил гость.

– Родион Петрович, хлеба – да, но с другими продуктами проблемы. Наверное, мы часть на продукты пустим, уж больно короток рубль на пропитание воспитанников. Еще посуду надо бы обновить. Все так дорого. Только вы не беспокойтесь, все до копейки пойдет на деток.

– Поезжайте на швейную фабрику, закажите по вашим размерам по паре комплектов постельного, подушки подыщите, одеяла, матрасы. Возьмите счета и привезите в офис. Вот моя карточка, тут телефон, сразу мне сообщите.

Аксинья Васильевна заплакала:

– Родион Петрович, да я мигом, я в три дня все решу. Только вы цен не знаете, это будет очень дорого.

Бывакин кивнул:

– Я до тюрьмы не знал, что такое одеяло, фуфайкой укрывался.

Заведующая всплеснула руками:

– А в тюрьму-то вас за что, Родион Петрович?

Он усмехнулся:

– Это в детстве было…

…Шеф отпустил Самсонова, обещав подумать, хотя идея податься в деревню ему не понравилась. Он слышал, что в сельском хозяйстве проведено реформирование, знал по собственному опыту, что в России после реформ мало чего остается, не зря просоветские газеты пишут, что слово «реформа» стало синонимом развала и разгрома. Помнилась и родная деревня Лебедево, родной колхоз, где все на пупу и через «твою мать». Из техники знал гусеничные ДТ, самоходные комбайны с козырьками вместо кабин. Современная зарубежная техника, которую иногда показывали по телевизору, казалась фантастической: тракторы с программным управлением, широкозахватные культиваторы, комбайны с кондиционерами. Он не знал, что с его деревней, как она сегодня живет, но догадывался, что не далеко она ушла от потерянных и погибающих. Вот тогда и задумал, что надо поехать и посмотреть, а тут как раз похороны, разговор с незнакомым мужчиной, новые, будто чужие, мысли о доме, о семье.