Вадим Пряхин - Собрание сочинений. Том IV

Ты сбросил крепостное право
И либералом, в общем-то, прослыл.
Реформы проводил умеренные здраво
И внешне привлекательным ты был.
Прабабушкой была Великая Екатерина,
А ты был слабовольным баловнем невинным
Судьбы своей; высок и строен,
Голубоглаз и рот красиво скроен…
Советы женщин ты испрашивал несмело:
У тётушки, любовницы и жены.
Семь раз тебя убить хотели —
Любителя балов и спален тишины.
И хоть Эроса ты был профи-коллекционер,
Убил тебя теракта люби-революционер…

Хочу чего-то – значит, я могу!
Так в идеале быть должно.
Любое дело, в принципе, важно.
И от любой напасти я сбегу…
Мой ум – мой главный инструмент.
Он напряжён, когда я загнан в угол.
Угрозой жизни если я напуган,
Вопрос будет решен в один момент!
Но вот поставил меркантильную задачу —
Разбогатеть и в деньгах не нуждаться…
Но до сих пор я не могу дождаться,
Чтобы сбылась моя мечта…
Ах, эта кажущаяся простота!
И только в грезах вижу я машину или дачу…

Ты подарил народам телефон
И тем прославился навеки.
Ни на кого не повышал ты тон,
Поесть любил – был полным человеком.
Глухонемых учил ты говорить.
И счастлив был, как приходил успех.
Ни разу не порвал учебы нить —
Хватало знаний и тепла на всех.
Работал ты обычно по ночам,
Жену сводя с ума своей привычкой.
А утро сонным и разбитым ты встречал
И быстро делал детям перекличку:
Двум мальчикам и дочкам двум —
Тренировал живой и светлый ум…

Мать Джоаккино и работала, и пела…
А мальчику передала любовь
И к музыке, и женщин телу,
Чтоб воспевал он нежность вновь и вновь!
Он быстро приобрел известность —
За десять лет аж тридцать опер написал!
Но иногда он допускал и леность.
Причём, как мог, себя спасал…
Так, если сочинял в постели
И на пол с арией упал листок,
То, повернувшись на бок еле-еле,
Он дирижерской палочкой махнет едва —
Уж новой арии расцвёл росток,
Дабы музыка вскоре перешла в слова!..

Обычно спал часа четыре…
И стоя создавал свои шедевры.
Он обладал здоровьем лучшим в мире
И хвастал, что имел стальные нервы.
Девиз крылатый: «Я – Гюго!» —
На стенах дома начертал…
Убогим, нищим, не жалея ничего,
Он добровольным защитником стал.
И был любимцем женщин до конца,
Принадлежал к сословью пэров.
Не изменил Гюго и выражения лица,
Когда внучок, глазам не веря,
Услышал: «Жоржик, не забудь,
Как дед ласкал служанки юной грудь»…

Ты слишком красива,
Поверь мне, родная…
Позволь же учтиво
Открыть Врата Рая!
Войдешь ты богиней
В небесные своды.
И счастья путь длинный
Узреют народы…
И встретят молитвой
Тебя, дорогая.
И радости светлой
Конца нет и края…
И будешь, возможно, тогда ты довольна,
Как вырвется стон у толпы изумленной!

В семье голландских эмигрантов
Родился мальчик – Алва Эдисон.
Но прежде чем успел развить таланты,
Трудился так, что забывал про сон!
В двенадцать лет он разносил газеты.
Затем служил телеграфистом.
Он мизерную плату получал за это,
А развлекался только свистом…
Но набирал изобретатель обороты,
Отбросив, кроме техники, заботы.
Фонограф изобрел, и счётчик, и предохранитель,
Патрон и лампочку (прекрасный свечки заменитель)…
А выйдя на конечную дистанцию,
Для общей пользы он создал электростанцию!

Египтом править начал с юных лет.
Держаться захотел ты светлых идеалов.
Однако романтический завет
Растоптан был тобой в хмельных подвалах.
Обжорство и распутство много раз
Тобою выставлялись напоказ…
Ты был жесток, но и сентиментален.
А бегством из Египта опечален.
Ты клептомании подвержен был
И лишь в объятьях дев младых
Растрачивал свой мнимый пыл —
Ибо никак не мог насытить их…
От ожиренья перестал владеть моментом
И в двадцать стал почти что импотентом…

Сатирик и чтец ты искусный, о Чарльз!
Ты публику сводил с ума.
Не ослабляя блеска своих глаз —
Тебе от Бога сила магии дана…
Супруге Кейт ты строго приказал
Рожать детей (в итоге – ровно десять).
А сам ходил в кафе, бильярдный зал.
И смокинг ты велел в чулан повесить…
Тыщ десять писем смог ты написать
И с легкостью влюблял в себя корреспонденток.
К примеру, тебе было сорок пять,
А Эллен Тернан восемнадцать где-то…
Но вот ты, сделав всё и подтянув порточки,
Уверенной рукой поставил жирно точку!

На мосту через реку вышла потасовка —
Кодла по пьянке на деву напала.
Но вскорости драться охота отпала:
Уж очень зубы та дробила ловко.
Один с испугу нырнул в реку.
Другому – на колени пасть велит.
Двоих скрутила (как радикулит).
А этот сдуру аж закукарекал…
«Но как же так? – возможно, спросим. —
Ведь дева должна быть нежна и слаба
Да беззащитна, раз она одна…»
Но не ищи ответа в книге,
Пока в башке начнутся сдвиги…
Просто дева та – пудов на восемь!

Вот сон смежает мои очи,
И должен я определить,
Куда душа пуститься хочет:
Иль прошлого нить раскрутить,
Или остаться в настоящем,
Иль подсмотреть, что ждет меня,
Когда уже сыграю в ящик, —
В какие устремиться ей края?..
Настроиться я должен быстро,
Расслабив тело до предела,
Чтобы лететь душе со свистом
И точно сделать свое дело…
Проснувшись после этой медитации,
Я передам в стихах всю информацию!

У Кэрролла аж семь сестер,
Но также было трое братьев…
Язык писателя бывал остёр —
Ведь он к тому же дьяк и математик.
Безумно он любил детей,
Для них готовя свои сказки.
Питались детки ворохом вестей,
Закрывши часто свои глазки…
Фотографировать любил девчушек,
Однако только до десятка лет.
И органически не переваривал грязнушек,
Чистюлям посылая девственный привет.
Десяткам маленьких красивеньких подружек
Лишь в сказках Льюис, словно дамам, служит…