Вадим Пряхин - Собрание сочинений. Том IV

О, несравненный русский гений наш!
Ты есть величина гигантского размера…
Урок словесности потомкам преподашь
Во славу нашей православной веры!
За двадцать лет ты сделал столько,
Что двести лет переварить не можем…
Таланта дивного прекрасные осколки
Вошли в сердца людей, их вдохновенье множа.
Пройдут ещё года, пройдут тысячелетья,
Но образ твой сверкать будет всегда.
И в мирные года, и в годы лихолетья
Твой вклад народы не забудут никогда.
Надежду сохраним, что ты придёшь опять,
Чтобы на подвиги поэтов вдохновлять!

Когда о Шукшине мы говорим,
Его портрет – картина очень ясная…
Ведь это он на радость людям сотворил
Душевный фильм «Калина красная».
Киноартист, писатель, режиссёр…
Он и наставником был нашей молодежи.
Но всё же главное: Шукшин – актер,
А кинороль его и в жизни нам поможет!
С женой играл он вместе (и не раз)
Правдиво, весело и интересно.
И слёзы капали из наших глаз,
Когда он пел блатную песню…
Нам подарить успел Василь Макарыч
Киношку днём, а книжку – на ночь!

Красивый, ласковый и добрый,
Чрезмерно, правда, эмоционален.
Бывал, однако, он и скорбным —
Тоской по Родине внезапно опечален.
А голова его глаголет по-английски.
По-русски нежно сердце говорит.
И по-французски ухо слышит после виски,
Но после водки только существо его творит.
Этюды шахматные составлял умело.
Большую бабочек коллекцию имел.
Работал он самоотверженно и смело.
Супруге изменить ни разу не посмел.
Безумно бабочек любил ловить
И с персонажами беззвучно говорить.

Кого большие габариты оглушают,
А кто не в силах скрыть от них восторга…
Один за пышку бочку пива осушает.
Другой – готов врагу отдать уж чрез минуту торга.
Но дамы шарм отнюдь не в габаритах.
Ведь призвано лицо мужчину привлекать.
За честь красотки он согласен быть побитым.
И многое он ей готов прощать…
Важна гармония лица и тела.
А также ум и вкус её партнера.
Чтоб по уши влюбиться захотела
И приняла б в объятия его без мук и рева.
Ценить любую красоту, однако, мы должны уметь
И, восторгаясь ею, красе гимны петь!

На фронте храбростью и доблестью блистал
(Ушёл он добровольцем на войну).
Георгиевским кавалером дважды стал
И даже чуть не побывал в плену.
Он акмеистов клуб возглавил —
Стиха он стиль и форму защищал.
И «Цех поэтов» к ясности направил —
Реальность жизни он в стихах вещал.
Он монархистом не был никогда…
Пел тихо всё же «Боже, царя храни».
Перед расстрелом весел, как всегда —
Он не дожил до утренней зари…
Пересмотрели дело через семь десятков лет,
Но он давно ушел в небесный лазарет!

– Видать, ты с дамочками не был смел —
Лишь с курицею только грех имел, —
Сказала юная мадам,
Пухла которая не по годам.
– Ложись-ка поперёк на ляжку.
Тебя отшлёпаю с оттяжкой,
Слегка грудями придушу,
Сломаю нос, в утиль спишу…
Мораль сей басенки проста:
Коль дамочка весьма толста
И ты не хочешь быть побитым,
Не льстись на дамы габариты —
Старайся сердца жар отдать
Лишь той, с которой сможешь совладать!

Тучные бёдра в тонком капроне.
Они устрашают иль радуют взор.
Кто к ним летит во весь опор,
А кто, томясь, печально стонет…
Как стан извивается в сладкой истоме!
Но до каких же можно пор
Лелеять брачный договор
И мужичков гонять, супруга кроме?
А партнёр уж еле дышит —
Парализован грудью полной.
Но она и он довольны:
Она легко колышет плоти волны,
А он сопит и, счастьем переполнен,
Уж не боится, что его услышат!

Вдохновенье приходит нечасто.
Так, если по Райкину, лови момент!
Дабы удачно провести эксперимент,
Усилия должны быть не напрасны.
Однако в наши чудо-времена
Чтоб писаниной народ удивить,
За публикацию надо платить,
И чашу творчества тогда вкусишь до дна…
Вот так и получается всегда —
Создал шедевр, но кушать тоже надо.
Когда придёт теперь печатная награда?
Скорей всего, на склоне лет!
Иль с голоду когда уйдёшь в небесный лазарет.
Но виршам после смерти жить да жить года!

Однажды скромненький и хиленький пацан
Увидел зрелую и пышную матрону…
Не стал бы он, конечно, отрицать,
Что кванты чувств летели, как патроны…
Кому-то должен был доверить он
Секреты сердца своего, конечно.
Решать обязан был вопрос извечный —
В кого же будет (хоть и временно) влюблён:
«Вот эта тётенька меня согреет
И успокоит лаской и заботой,
О сокровенном, знать, она трепаться не умеет,
В объятья может заключить не без охоты?»
Коль девственность решил утратить,
Точнее выбирай, пацан, кого потрафить…

О, Франции великой славный сын!
Как много воспевал ты женских тел…
И лишь свободы драгоценный апельсин
Ты, вечный холостяк, отдать не захотел.
Твои произведенья потрясают
Умы пытливые, и души, и сердца!
Ребёнком ты переживал уход отца.
Однако матери любовь тебя спасает…
В наследство получил ты страшную болезнь,
Которая свела-таки в могилу!
Как многим были твои строки милы,
Слились которые в божественную песнь…
Но помнят дамы, как ты мог в любой момент
Наполнить силой свой любовный инструмент!

Привык быть первым с детских лет.
Недуги этому мешали сильно.
Природы строго выполнял завет —
Он был всю жизнь любвеобильным.
Опасно было с Джоном оставлять
Любую девушку иль даму тет-а-тет.
Будь то жена, сестра иль даже чья-то мать —
Любой из них он мог послать «интим-привет»…
При жизни Джона его страсти
Сокрыты прочно были для людей.
Однако после – те, кто был у власти,
Откинули покров с его «интим-идей»…
Но самой пламенной из них
Была с Монро – великой страсти стих!