Ки Чанс - Школьные тайны и формула нелюбви. Из-Вращение Чувств

Я в жизни так вкусно не ела! Даже мама, которая с опаской подносила первую лепёшку ко рту, заохала и «замнямила», едва откусив первый кусок. Наши причмокивания, сладостные «Аааа…», полноротые «Ммммм…» были лучшими комплиментами хозяйке.

Лина не позволила маме помочь убрать со стола. Ловко, красиво и бесшумно они управились с пустыми блюдами вдвоём с Саният. А потом мы пили «долгий» чай и разговаривали.

– Лина, Вы самая настоящая чеченка? – спросила мама и покраснела.

– Конечно, чистокровная чеченка. А вы, американцы, какими нас, чеченок, представляли? – с улыбкой поддержала разговор Лина.

– Тёмными… Темнокожими, черноволосыми, черноглазыми.

– В общем, сплошная темнота и забитость, – рассмеялась Лина.

– Да нет, что Вы. Не совсем так. Но… по большому счёту… правда в Ваших словах есть, – моя мама смущалась и заикалась всё больше. – Мы только и слышим, как угнетают всех мусульманок. Как девочкам и девушкам запрещают учиться. Как насильно замуж отдают… В бурки закутывают.

– Что же тут возразить? Всего этого в мусульманских странах, да и в мусульманских семьях, хватает. Но мою семью Аллах миловал… Мы, российские чеченки, стараемся одеваться красиво, но скромно и опрятно. Очень любим узкие длинные юбки, как на мне сейчас. Я сейчас пройдусь, а вы оцените: женственно я выгляжу или нет?

Лина встала и маленькими, соблазнительными шажками, держа спину так прямо, что казалась выше ростом, прошлась по комнате. Плыла плавно, очень женственно, ни на секунду не забывая о гордой посадке головы. Это был почти танец…

Потом Лина присела и сказала фразу, которая осталась со мной на всю жизнь:

– Женщины могут полуобнажиться, в знак феминистского протеста, например. Или даже оголиться. Мы всё чаще такое видим… Вот только… Только ни одну из них это свободной и счастливой не сделало! Я, кстати, врач. Кардиолог, – продолжила Лина. – В России в санатории работала.

Тут она пристально взглянула на мою маму. Та вздрогнула.

– Я бы хотела Вас осмотреть, – сказала Лина и опустила глаза.

Мама молча кивнула, и они вышли в соседнюю комнату.

Когда они вернулись, обе были бледными и расстроенными. Мы с мамой поспешили домой.

Из эссе « О дружбе» ученицы 12 класса Винсии В.

P.S. Миссис Ти! Я пишу так много и подробно, потому что готовлю к публикации статью о женской дружбе. Может быть, позже даже книгу напишу. Вернее, напишем… Вместе с Лией. Это она меня вдохновила. А Саният будет нашим критиком и консультантом. Мы договорились писать нескучно, честно и интересно. Буду благодарна за исправление ошибок.

Когда миссис Ти открыла дверь в кабинет истории на следующий день, она тешилась лукавой надеждой, что после её « блистательного» актёрского дебюта перед картой мира на прошлом уроке, одиннадцатый класс встретит её по-человечески.

Как бы ни так! Обе принцессы смотрели куда-то в пустоту и с вызовом переговаривались на своём корявом языке.

Люк Скайуокер решил, видимо, придерживаться «тёмной стороны» своего папаши Энакина и мрачно, почти злобно ругался на тарабарщине с Дарт Вейдером. Причём, и принцессы и прочие «войнозвёздовцы» употребляли одни и те же слова. Снова и снова. Как у них самих уши не вяли, миссис Ти не представляла.

Мальчик с бархатными глазами говорил на каком-то, похожим на индийский (огни, анахата, шушасана – доносилось до учительницы), языке с девушкой за соседней партой. И только многодетная чернокожая красавица со смешливыми, ироничными глазами пыталась докричаться на чистом английском до девочки, которая почти лежала на последней парте. Девочка была чем-то на неё похожа: такие же деликатные и правильные черты лица и печально-ироничный взгляд не детских глаз.

Тина не очень представляла, что ей делать. Но знала точно, чего делать было нельзя. Она даже чувствовала, что и миссис Вия, директриса, очень бы не хотела, чтобы она это делала: обращать хоть толику своего учительского внимания на шутовскую группу в костюмах и заигрывать с ними.

Тина поздоровалась и написала тему урока: «Послевоенный мир: опять война? История в лицах: Судан».

– Как Вас зовут? – обратилась учительница к девушке на первой парте.

– Сиша

– Вы давно живёте в США?

– Два года.

– Вы сказали, что родились, жили, а потом бежали из Судана. Так?

– Да.

Миссис Ти повесила на стену большую карту мира, показала, где находится Судан и коротко о нём рассказала. Потом дала слово Сише.

– Прочного мира в Судане мы никогда не знали. Потому что в стране живут самые разные племена, и каждое считает себя главным.

– А на каком языке люди говорят?

– На разных. Одни на Динка. Другие на Нуаре. А я с детства ещё на английском и арабском говорила.

– Ты, наверное, была из очень богатой семьи. Иначе, как бы ты три языка выучила?

– Мой папа был известным политиком в нашей округе. Он закончил два университета. А мама медсестрой. Папа был христианином, а мама – мусульманкой, родом из Египта. Это она меня арабскому языку научила.

– А что же с твоей семьёй потом случилось? – спросила одна из принцесс.

– Началась гражданская война. Папу забрали в Армию. Потом разорили наш дом. И мы ушли на Юг, к папиному брату.

– А сколько вас было?

– Трое. Мама, моя сестра и я.

– Тебе сколько лет было?

– Мне – двенадцать, сестре – восемнадцать.

– Дядю-то хоть нашли?

– Да. И он нас принял, как родных. Через неделю мама взяла нас за руки, и мы пошли к дороге, по которой пришли в город. Она остановилась, обняла нас и сказала:

– Больше вас я люблю только вашего отца. А он в беде. Я должна быть с ним. О вас позаботятся. А отец совсем один.

Она так плакала, когда всё это говорила, что мы и слов-то разобрать не могли. И она ушла. Больше мы её не видели.

– Вам нормально жилось у дяди?

– Хорошо жилось. И всего хватало. Но через три месяца война и в его дом пришла. И нам опять пришлось бежать. Мы шли днём, а ночью прятались в кустах. Питались фруктами, ягодами, съедобными растениями. Однажды нас разбудили громкие крики на арабском. Это были правительственные солдаты. Они забрали нас в казарму. Меня поставили чистить туалеты, мыть обувь и собирать хворост для костров. А сестру отдали в жёны командиру.

– Вас хоть кормили?

– Очень мало. А наказывали каждый день. И мы вновь решили бежать. На Север. Там Красный крест лагеря организовывал. Сестра была беременная, и я отдавала ей свою воду и фрукты, которые мы изредка находили.

– Сколько же вы шли?

– Где-то месяц. Наконец, мы увидели палатки и людей. Идти мы уже не могли. Мы поранили ноги, подхватили инфекцию, и ноги распухли. Стали толщиной с наши туловища. Так что к лагерю мы не подошли, а подкатились: мы легли на бок и катились по земле, помогая себе руками. Вскоре нас подобрали. Это оказался военный лагерь. Хуже первого… Особенно заместитель командира. Он решил взять меня в жёны. Ждал, когда поправлюсь.