Наталья Эбаноидзе - Видеть воздух

В такой идиллии мы лежим минут пять – десять. Вдруг он неожиданно подскакивает, и я понимаю, что нужно бежать. Только сейчас бежать должна я одна. Он не побежит. Он будет стоять, и смотреть, как я быстро удаляюсь, скрываясь в высокой траве.

Это своего рода задание. Оно только для меня, не для него. Он сам его придумал… Обычно я всегда справляюсь. Сходу. Обычно это бывает просто, как раз-два-три. Но не в этот раз. Сейчас все почему-то сложнее, ну или я теряю хватку, или он хитрит. Я уже несколько минут бегаю в высокой траве. Безусловно, я могу сказать ему, что сдаюсь, но не хочу. Не хочу его разочаровывать. Конечно, мир от этого не рухнет, но я не хочу жаловаться, не хочу, чтобы он думал, что я слабая. Я сильная – хоть и маленькая, но сильная. Я обязательно справлюсь. Хотя бы ради него, ради его улыбки. Хочу, чтобы он мной гордился и говорил мне, какая я замечательная.

Я обернулась – он все еще стоит и смотрит на меня, засунув руки в карманы шорт.

– Брось это! – кричит он мне. – Пошли домой.

Ну уж нет! Я не сдамся. Я его не подведу. Я смогу. Я это уже сто раз делала, а значит, смогу сделать и в сто первый. Я приминаю длинную траву, слышу, как он смеется. По звуку его смеха пытаюсь определить, что именно его веселит: моя неудача или моя упертость. Кажется, все-таки упертость…

Ловлю себя на мысли, что тоже улыбаюсь, слыша его смех. Пытаюсь сосредоточиться, но его смех меня отвлекает. Я не выдержала и сказала ему, чтобы он меня не отвлекал. В ответ он еще больше рассмеялся.

Я остановилась и замерла. Что-то подсказывало мне, что я близко к цели. Это как игра в «Горячо-или-холодно». Я чувствовала, что еще пока не «горячо», но уже «тепло». Это радовало. Я повернула налево и чуть-чуть пробежала вперед.

«Горячо».

Я наклонилась и присмотрелась. Раздвинула длинную траву… и ура! Я нашла то, что искала. Я не сдержала радостный вопль, мне даже захотелось захлопать в ладоши, от нахлынувших эмоций.

Я справилась! Справилась! Я нашла ее!

Счастливая, я побежала к нему, так быстро, как только могла. Мне хотелось скорее его обрадовать. Он увидел, что я бегу к нему и стал мне улыбаться и звать по имени. У меня красивое имя.

Расстояние стремительно сокращалось, я подбежала к нему и улыбнулась, уткнувшись в него носом. Он засмеялся, ему было щекотно.

– У тебя мокрый нос, – сказал он сквозь смех.

Я ничего не ответила, только улыбнулась. Он потрепал меня по голове, а я посмотрела ему глаза. Интересно, какого они цвета? Я думаю, что они какого-нибудь доброго оттенка. Я бы хотела знать это наверняка, а не теряться в догадках. Еще я бы хотела сказать ему, как сильно люблю его, хотя мне кажется, что он и так это понимает.

– Ну что, – спросил он, лукаво махнув рукой в воздухе, – еще сыграем или пойдем домой?

Я сказала ему, что хочу еще.

Он улыбнулся и со всей силы кинул палку, которую я принесла ему минуту назад. Она еще не успела приземлиться, а я уже за ней побежала.

На этот раз мои четыре лапы меня не подведут…

Близко. Майкл стоял очень близко к гробу, плотно закрытому крышкой. На крышке возвышался большой и пышный букет из белых цветов. Мужчина смотрел на них и пытался вспомнить название, но у него никак не получалось. Нужное слово вертелось где-то на языке, но никак не шло на ум. Цветы очень похожи на лилии, но это точно не они, хотя, впрочем, какая разница, это не так уж и важно, главное теперь другое. Точнее другой: человек, который находился по ту сторону гроба. Этот человек был Михаэль Фрего – он сам. То есть фактически Майкл присутствовал на собственных похоронах. Мужчина перестал думать о цветах, теперь его голову занимали другие мысли – неужели он действительно умер? Может, это все сон?

Майклу было тридцать три года, высокий кареглазый брюнет, Стрелец, с россыпью родинок на правой руке, владелец художественной галереи, где с сегодняшнего дня начиналась неделя Гойи. Его родители жили в нескольких кварталах от него, он часто их навещал. Сегодня суббота, а его мама всегда пекла по субботам лимонный пирог. Он женился в двадцать шесть на Жизель. У нее были большие глаза и очень гладкая кожа, это так нравилось Майклу. Они познакомились случайно в аэропорту, хотя позже на собственном опыте убедились, что случайностей не бывает. Через два года после свадьбы у них родилась девочка – Люси – миниатюрная копия мамы, но с папиными глазами. Каждое воскресенье всей семьей они ходили в зоопарк, где Майкл покупал дочери большую, похожую на огромный шар, сладкую вату, в лоскутках которой уже через пять минут, благодаря феноменальным способностям Люси, была перепачкана вся семья. Еще Люси очень нравилось смотреть на медведей, и каждое воскресенье по возвращении домой, девочка, очаровательно хлопая длинными ресничками, упрашивала папу подарить ей на день рождение, ну или на любой другой приближающийся праздник, маленького медвежонка… И все это тоже не имело никакого значения. По-хорошему, если вдуматься, то для Майкла сейчас больше ничего не имело абсолютно никакого значения.

Майкл с шумом выдохнул и устало потер глаза. Голова шла кругом. Мужчина перевел взгляд в сторону, и его глаза невольно стали улыбаться, глядя на маленькое очаровательное создание шести лет с двумя длинными густыми косами: Люси – его гордость и счастье. А рядом с ней, держа ее за руку, стояло еще одно Счастье. Жизель и Люси являлись самыми главными женщинами его жизни, именно они наполняли его мир смыслом.… А почему «являлись»? Почему «наполняли»? Нет, неправда! Не так! Есть и наполняют.

Майкл, преисполненный решимости, широкими шагами направился в сторону жены и дочери.

– Стой! – окликнул его кто-то, – не так близко. Они могут тебя почувствовать, а ребенок вообще может увидеть.

Майкл напрягся. Кто посмел так грубо назвать его Люси просто «ребенком» – у нее же есть имя?! Майкл обернулся. Он увидел высокого и статного мужчину лет пятидесяти с небольшой проседью на висках и в кипельно-белом костюме, который на фоне зеленой лужайки казался еще белее, что, по мнению Майкла, было совсем не уместно на похоронах.

– Вам не кажется, что ваш костюм не подходит для этого события? У нас тут похороны вообще-то! И вы, собственно говоря, кто? Я вас не знаю, – выпалил Майкл на одном дыхании, и только в ту секунду, как его губы сомкнулись, до него дошло, что этот таинственный незнакомец единственный из всех присутствующих здесь и сейчас, кто видит его и слышит.

Перехватив непонимающий взгляд Майкла, мужчина в костюме улыбнулся, словно прочел его мысли и кивнул в ответ:

– Да, я тебя и вижу, и слышу, даже когда ты ничего не говоришь. Я Рафаэль, – незнакомец протянул Майклу руку.

Михаэль стал протягивать свою ладонь в ответ, но потом резко отдернул, вспомнив о не так давно произошедшем с ним эпизоде. Он попытался погладить по щеке спящую жену, и не чувствовал прикосновение, как будто его рука проходила сквозь нее, словно он пытался потрогать воздух.