Константин Кокозов - Царь Борис

Сначала среди деревенских мужчин ощущалось спокойное настроение: войну скоро закончим, дай вот срок, разобьём фашиста и вернёмся домой. Когда узнали, что Красная Армия отступает, в разговорах и беседах появилась мужицкая злость: мы эту гадину раздавим, ишь чего, сволочь фашистская, задумала – до Москвы дойти!..

И уже, один перед другим, ожидали повестки, готовились, завершали дела, спешили сено косить, управляться с огородами, чтобы не оставить баб и детей до осени, до победы, без урожая. И повестки приходили каждый день. И каждый день раздавалась по всей деревне гармонь Толяна-гармониста, – уже женатого мужика с двумя детьми. До тех пор играла гармонь, пока Толяну самому не пришла повестка.

Первого июля провожали Ивана Елина. В этот день, кроме него, ещё трое из Наумова уходили на войну. Запрягли лошадь, а Польку и Борьку оставили с бабкой Пелагеей, которая рыдала неотрывно и, прощаясь, повисла на шее Ивана.

Из военкомата Иван шёл в строю, то и дело забрасывая вещевой мешок за правое плечо. Мужиков и парней было много – человек двести. И всё Иван оглядывался, – Дарья с Леной и Надей ехали позади строя на телеге, а их лошадь почему-то то и дело спотыкалась на булыжной мостовой.

На железнодорожном вокзале негде было яблоку упасть. Здесь над бушующей толпой то и дело раздавались громкие команды сопровождающих командиров, женские вскрики и детский плач – всё вместе. И весь этот шум и гам перемешивался с паровозными гудками и с грохотным стуком и лязгом проходящих мимо поездов.

Дарья, бросив поводья и соскочив с телеги, ринулась с девочками в самую гущу и успела-таки схватить Ивана за плечи и последний раз поцеловать. Потом мужики поднялись по одному в товарный вагон, поданный из Карабановского тупика, и вскоре за ними только курился голубой дым, уходящий вдаль, к Москве…

На обратном пути лошадь еле-еле понуро тащилась в гору, и Дарье не хотелось её торопить. Всё, связанное с Иваном, от первого свидания в роще до последнего поцелуя на вокзале, вдруг поднялось в её памяти, застлало густым дымом глаза, и она, сидя на телеге, перед самой деревней, вдруг тяжело охнув, повалилась на спину и потеряла сознание. Очнулась оттого, что девочки, не останавливая лошадь, с громким плачем встряхивали её, пытаясь привести в чувство.

– Мама! Маманька!..

Опомнилась уже на крыльце дома, где с нетерпением ждали их возвращения свекровь и Полька с Борькой.

5

С уходом Ивана на фронт жизнь в семье и во всей деревне с каждым днём тяжелела. Уехавших мужиков надо было заменять. Рабочих рук не хватало. Многое в деревне легло на плечи женщин и детей, пригодились и почтенного возраста старики.

Через две недели после проводов Ивана Дарья и две старших дочери Лена и Надя поступили работать на Карабановский текстильный комбинат – предприятие переключилось на военную продукцию. В деревню приходили редко, и то на несколько часов, как получалось. Дома остались на хозяйственных работах сама Пелагея и дети – восьмилетняя Полька да младший, Борька. К тому же Пелагея умудрялась работать и на колхозной ферме, и, если попросят, на полевых работах. И трудилась, проклиная вместе со всеми подлюгу Гитлера, от зари до зари.

Деревня получала очень скудно на трудодни, еле-еле хватало на еду, но никто не жаловался, деревня не вешала нос. Единой душой стремились приблизить Победу. А она, Победа, вот-вот должна была придти, и вот-вот, как все считали, мужья, сыновья и братья должны были возвратиться, разбив где-нибудь под Смоленском наглых захватчиков-фашистов. Помнилось всем, как быстро получилось на Хасане.

Но проходили дни, недели, миновали месяцы, а война приближалась к Наумову. А вскоре зловещие слухи поползли о том, что сдали Москву, что немцы подходят к Дмитрову. Сначала она пришла в деревню военными повестками, теперь с женскими рыданиями прошлась по Наумову похоронными листками, и сразу, в одночасье, стало понятно, какое это всенародное горе – война. Потому-то Дарья и дети её, поравнявшись на улице с почтальоном Давыдовной, шарахались от неё, боясь, что она потянется за чем-то в свою сумку из чёрного дерматина. Приходя домой, Дарья сразу вопросительно смотрела на свекровь – не пришло ли что-нибудь с фронта. И приходило, и для семьи на время являлась радость.

Иван был на войне жив и здоров, и писал хорошие добрые письма. В каждом письме утверждал, что до окончательного разгрома фашистов остаётся недолго. Служил он в Сорок девятой стрелковой дивизии, где рядом с ним находилось много народу из Александрова, из окрестных городов и деревень. И когда кто-нибудь писал домой письма, то о своих земляках старались что-нибудь да сообщить. Так что Дарья даже и без писем мужа примерно знала о многих земляках. А главное – это то, что муж жив.

Иван Един не только всячески оберегал собственную жизнь на войне, не лез без нужды в пекло, не поднимал лишний раз голову из окопов при обстреле. Но он оказался храбрым солдатом, воевал во взводе разведчиков и всегда ходил по передовым позициям. На его счету было три взятых в плен немца – «языка» и с десяток подорванных грузовиков с живой силой врага. Так-то вот воюют на фронте Елины! Правда, обо всём в письмах с фронта не напишешь, но между строк понимала Дарья много и из писем Ивана, и из писем его земляков. А вообще-то Иван, зная о чём писать можно, а о чём нельзя, больше всё же писал о том, как скучает по дбму и детям, как снится ему свой двор и вся деревня, просил сняться всей семьёй на фотокарточку и прислать, а также требовал, чтобы Дарья в каждый дом зашла и передала привет от мужа своего, который защищает Родину от фашистских захватчиков. Просил Иван, чтобы и Дарья, и мать, и ребятишки берегли своё здоровье и дожидались его с войны.

6

В сорок третьем году Борька пошёл в первый класс Наумовской начальной школы. Научившись писать, он стал, сначала при письмах матери, а потом и самостоятельно, посылать отцу письма на фронт. Бумаги не хватало, мать писала на кусочках и обрывках, которые находила в доме от старых тетрадей, а то и от довоенных газет, маленький кусочек находился и для Борьки. Просил Борька папку как можно скорее разбить фашистов и немедленно приезжать домой. О том, где работают мать и сёстры, сообщать не полагалось, это был военный секрет (а они в Карабанове шили солдатское обмундирование), а вот о своих делах Борька понемногу рассказывал. О том, как за коровой ухаживает, как навоз убирает и выносит на задворки и в огород. О том, что с Пелагеюшкой уже не дерутся, а дружат, и что она помогает уроки ему делать. О том, что арифметику страсть как не любит, хотя считать и научился. О том, что умерла почтальонша Давыдовна, а вместо неё приносит почту Митрофановна, хотя она тоже очень старая и тоже может умереть. О том, что погиб на фронте то один, то другой отец его деревенских товарищей.