Анна Емец - Линия мороза

Что вас связывало? Вы оба не отдавали себя друг другу и не получали ничего обратно, а лишь равнодушно, как вещи, предоставляли друг другу свободу, наслаждаясь в непосредственном самосознании простого «я». В этом тавтологическом движении рассудок, как оказывается, упорно держится за покоящееся единство своего предмета, и этим предметом оказалось другое «я», то, что собирается сказать что-нибудь отличительное от уже сказанного, оно, скорее, ничего не высказывает, а лишь повторяет то же самое – «то, что одинаковое становится неодинаковым, а неодинаковое – одинаковым». Вот и запутались мозги, полетели к чертям собачьим все доводы, догмы, рассуждения, предрассудки, ты влюбилась в мужика, для которого любая девка дороже твоих чувств. Какая глупость на старости лет.

Однажды, в табачном дыме, с затуманенным под действием красного вина воображением, ты сидишь, поджав под себя ноги, на кухонном диванчике в его двухкомнатной квартире. Твоё обнажённое тело завёрнуто в мягкую клетчатую рубашку. Он – напротив, абсолютно голый. Курит, смотрит в никуда, думает и молчит. Ты смотришь на него, наблюдаешь, твой разум жадно ищет хоть какой-нибудь чувственно-наличный модус, ту искру, инстинктивно раздувающую огонь, превращающую сущности в часть единого органического формообразования. Но, всегда есть грёбаное «но», он в качестве своей собственной величины, со своего пьедестала выдуманной морали, остался абсолютно равнодушен к твоим горящим глазам. Странная штука любовь: то, что было чёрным, стало белым, то, что острым – кубическим, всё дело в сознании и магии обоняния. Мужчина, которого выбрала ты, не способен любить.

Его дружба со свингерами, нудистские пляжи, секс-друзья, мужчины, женщины, фильмы, разговоры, музыка, клубы, наркотики, всё пропитано сиропом секса.

Надо валить! Встаёшь, идёшь в комнату, собираешь разбросанные вещи, одеваешься, набираешь номер, вызываешь такси. Он в недоумении наблюдает за твоими действиями, но всё же решается задать вопрос:

– Я тебя обидел? – спокойным тоном, выпуская дым изо рта.

– Нет.

– Но ты уходишь? Ещё только четыре.

– Мне пора, – крутишь волосы в хвост.

– Насть, – прижимает тебя к себе. Обнимает и хочет поцеловать; ты отворачиваешь лицо, продолжая собираться, – так что случилось-то?!

– Рано вставать. Я к себе, – обуваясь, шепчешь ты.

Он присел на корточки перед тобой, всё так же голый, смотрит на тебя большими карими блестящими глазами. У него начинается эрекция, ты это видишь, стараясь быстрей натянуть куртку, рука в рукав не лезет. Откуда это волнение? Он смотрит.

– Что с тобой? Пожалуйста, ответь мне, – берёт тебя за руку, целует пальчики.

– Андрей… Ммм… это была наша с тобой последняя встреча… всё! Хватит.

Он удивлённо вскидывает брови. Подымается, смотрит тебе прямо в глаза.

– О как! Что я сделал не так?

– Дело во мне. Ты не поймёшь.

Запел телефон: это такси.

– Прости… – выходишь.

Не оборачиваясь, идёшь к лифту. Жмёшь кнопку. Его дверь всё так же открыта. Ты ещё можешь вернуться, упасть в объятия, прикоснуться к телу, почувствовать запах, вкус его губ, но ты жмёшь эту чёртову кнопку! Лифт! Где этот долбанный лифт?! Волнение, разочарование, боль, обида, что ты делаешь? Куда бежишь? Вернись! Нет, уже поздно! Вот двери лифта открываются, вот ты уже зашла… Он не пытался тебя остановить. Не произнёс ни слова. Он молча закрыл дверь, а ты молча спускаешься вниз, в своё долгое безмолвное одиночество.

Осталась душевная пустота, как будто ластиком стёрли все слова, чувства, даже запахи; внутренне ты должна бы примириться с тем, что шансов нет, поверить в истину, но как? Если мечтания лучше пустоты.

Внизу – такси; тёплое дыхание весеннего утреннего ветра погладило ласкающей рукой. Одинокое такси несётся по пустому городу, унося твоё тело в одинокий мир, с пустыми страницами твоей души.

Не спишь, лежишь, смотришь в потолок, 6:30, запел будильник. Кофе, сигареты, ванна и туалет, сорок минут на сборы. В будни одно и тоже, труднее в выходные. Очередной день по плану. Офис, ежедневник, переговоры, распоряжения, поездки по городу и т. п. Вечером, закрыв офис, проверив цех, выключив свет, закрыв всё, что только можно, так как ты покидаешь рабочее место самая последняя, плетёшься на парковку.

Вырулив на Восстания, зайдёшь в «Ленд», купишь сигареты, бутылку французского красного вина, печёночный торт, молочный шоколад и грейпфрут.

Дома в компании телевизора откупоришь бутылку, нальёшь бокал, посмотришь на ярко-рубиновый цвет, выпьешь залпом, иронично усмехнувшись, нальёшь ещё, и так до дна. После, умывшись, надев сорочку, ляжешь в холодную постель и ещё долго не сможешь заснуть, глядя в потолок, переворачивая свои мысли, закручивая в узел, разворачивая и не получая ничего. Ответов на вопросы нет. Есть оправдания самой себя за ошибки.

«Ты строишь, ломаешь, любишь. Наконец-то ты любишь. А любишь ли? Пусть не того… Перематывая фрагменты вашего романа, игру в соблазнение, чудесным манером понимаешь, что жизнь не без своих сложностей. Он тебя не обидел, не бросил, не сделал ничего плохого, вам было хорошо вместе. Но ты по каким-то причинам, известным только тебе, решила, что во всём виноват он, как это возможно? Он звонил, искал встречи, приходил в офис, но ты отшила его окончательно. Всё было хорошо, пока через полгода случайная встреча в ресторане не выбила почву из-под ног. Андрей был не один. Молоденькая девушка, лет двадцати двух, блондинка с милыми чертами лица, длинной шеей, с изящными манерами. Ты чувствуешь, как твоё сердце упало, смотришь на неё, ища изъяны, бросая взгляды на него, а он светится счастьем, а ты пытаешься улыбаться в ответ, ведя бестолковую, бесконечную беседу. Как хотелось убежать, спрятаться, зарыться головой в подушку, заорать во всё горло от боли, кровоточащей внутри, ты и она – небо и земля, ей двадцать два, господи, двадцать два! Куда тебе с твоим за тридцатку?! Ты баба, с крашеными волосами, с тональником в два слоя и бледными губами, они уже не розовые. Она – естественная, молодая, свежая, соблазнительная, и где твои двадцать два? Почему-то поверив в свою уникальность, ты ни от кого не получила разъяснений о сроках её действия. Единственный, кто не обманывает тебя, это зеркало. С той стороны – стареющий кусок мяса, с потухшими глазами, в одиночестве своём».

Приходящие, уходящие мысли накладывались друг на друга, разбавленные алкоголем, превращаясь в коктейль невнятного бреда, уносящего с собой остатки рассудка, нагоняя пьяный сон.

Далёкое, смутно-призрачное пение телефона вывело тебя из тревожного сна.

– Да, – тихо.

– Настён, привет, ты дома? – женский голос.

– Да, – качаешь головой, глядя на часы: время – двенадцать ночи.