Ирина Курамшина - Чужой птенец, или Биологическая адаптация

Но Лева не искал встреч. В первую очередь, это было связано с обидой на предательство близких людей. К тому же Алле Львовне нездоровилось. Она прописала в квартире няню, уже давно ставшую членом семьи, часто разговаривала с Левой до глубокой ночи, торопилась выговориться, рассказать все важное, что до поры держала в секрете. Исповеди бабушки внук выслушивал терпеливо и трепетно, советы откладывал в уголках памяти, наказы обещал выполнить. Лева ведь никогда раньше не интересовался своими предками, его не задевал больной для многих «еврейский вопрос», подобным, как сам говорил, мелочам – он не придавал значения. Главным для него всегда был и оставался процесс приобретения знаний другого характера. Лева до мозга костей был учеником. А рассказы Аллы Львовны таили в себе массу нового, непонятного, не сразу принимаемого. Пусть не с первой попытки, но бабушка сумела сломить внутреннее сопротивление Левы, он втянулся в еженощные беседы, стал читать много литературы, которую заботливая старушка подобрала заранее. Чувствовала, что силы ее на исходе, потому и была настойчивой.

В декабре 1986 года перед новогодними праздниками Ника неожиданно столкнулась с Левой нос к носу. В буквальном смысле этого слова. В универсаме перед Новым годом творилось что-то невообразимое, к каждому прилавку выстроились длиннющие очереди, давка, духота, крики и ругань по всему магазину. Период тотального дефицита даже на самые жизненно необходимые товары и продукты питания озлобил советский народ.

Знакомое до боли лицо Ника выхватила из толпы входящих, когда сама пыталась протолкаться к выходу. На долю секунды бывшие влюбленные соприкоснулись и тут же были разнесены противоположными людскими потоками. От внезапной близости обоих бросило в жар, у обоих запылали лица. Обернувшись, Вероника увидела, что Лева пытается выбраться назад. Сердце заныло, как в прежние времена, и… приказало остаться.

Лева, взлохмаченный и растерянный, выскочил из дверей магазина, лихорадочно шаря по толпе взглядом. Наконец, увидев Нику, он бросился навстречу ей, но остановился в нерешительности.

«Ничего не изменилось. Ничего, – сказала себе Вероника, раскинув руки, приглашая Леву в свои объятия. – Будь что будет! И гори все синим пламенем!»

Вступив второй раз в прежнюю реку и Вероника, и Лев не испытали каких-либо разочарований, а тем более – угрызений совести. Наперекор пословице знакомые воды беспрепятственно приняли их и плавно понесли по течению. Встречались влюбленные у Левы. Встречались не часто: то у Левы возникали неожиданные замены дежурств (он после окончания института был распределен в один из лучших медицинских центров Москвы), то Вероника не могла найти причин, чтобы сбежать из дома на свидание.

– Эх… – всегда вздыхала няня, когда открывала Нике дверь. – Какая жалость, что Аллочка не дождалась… Вот бы порадовалась-то за вас…

А Ника каждый раз краснела – не говорить же старой женщине, что ей как раз и хорошо от того, что Алла Львовна не видит происходящего.

– Вероника, давай поговорим серьезно, – почти на каждом свидании просил Лева.

– Нет! – категорично возражала Вероника, но однажды вдруг сама начала разговор:

– Мне тебе нужно кое-что сказать. Только молчи и ничего не говори. Выслушай до конца. Я жду ребенка, и именно поэтому нам нужно прекратить встречаться.

Водоворот чувств, которые за несколько секунд наполнили все тело Левы, словно подменил его. Он заговорил быстро, не давая Нике вставить даже слово.

– Вот! Наконец-то! Это и должно было произойти. Я столько времени пытался рассказать тебе о своих… о наших планах, но ты никогда не слушала. Теперь все изменилось. Теперь нас будет трое. Нет! Четверо. Сережку же мы тут не оставим. Я уже все продумал, все подготовил… Понимаешь, это, конечно, страшно – покидать Родину, но ведь не мы первые, не мы последние. А потом и твоих родителей заберем. Вот только няня не хочет ехать. Но я все сделаю, чтобы у нее тут было все хорошо. Я дал ей слово. И у нас все будет хорошо. И еще я тебе должен кое-что рассказать. Но ты должна…

– Что?! Эмигрировать?! Нет! Нет! И еще раз нет! – истерично закричала Ника. – Не обольщайся. Я никуда с тобой не поеду. – А затем с изрядной долей цинизма добавила: – Кстати, с чего ты взял, что это твой ребенок?

Ведь знала, что заденет за живое, потому вложила в последнюю фразу как можно больше злости. Не отводила глаз, смотрела в упор, наблюдая за переменами в лице друга.

– Не мой?.. – Лева сник и погас, как когда-то давно, в юности.

Ника даже поежилась, тихо буркнув себе под нос: «дежавю… опять перегоревшая лампочка…», но вслух произнесла резко и решительно:

– Да. Не твой. Я же с Вовкой отношений не меняла. Что ты сморщился как от зубной боли? Да. Врала, и что с того? Ты ж не маленький, должен понимать, у меня семья, я не могла иначе… – Ника помолчала немного, а потом, словно вспомнив что-то важное, громко продолжила:

– И потом, у меня все благополучно. У мужа – хороший бизнес. У нас квартира в центре Москвы, машина, Сережка ходит в престижный детский сад. А если я все это брошу, что тогда? Знаем, знаем, наслышаны, как там, за границами нашей Родины люди «устраиваются».

Ника намеренно сделала ударение на последнем слове и удовлетворенно кивнула сама себе в ответ, увидев, как у Левы дернулись плечи и ходуном заходил кадык. Поняв, что переборщила, уже более ласково она добавила:

– Левушка, не обижайся. Но не могу я ехать, не ведомо куда, не зная точно, что меня ждет в дальнейшем…

– Именно об этом я и хотел с тобой поговорить. Просто там, извини за каламбур, не все так просто, потому…

Но Ника категорично перебила его:

– Не надо ничего говорить. Мне и так все понятно. Я уже сказала, и точка! – никогда и никуда я не поеду. Лучше ты останься. Только–только устроился в такое место! Тебя ценят, тебя ожидает карьерный рост. Я уверена – лет через пять ты уже будешь заведующим отделением, а через десять – главврачом. С твоим-то талантом! А там что? Все с нуля? Дворником или разнорабочим? Без квартиры, без работы… Ужас! Ты сам-то мозгами своими гениальными пошевели. – Ника помедлила, а затем многозначительно и даже несколько театрально закончила свою речь:

– А вот если уедешь, это будет означать, что я тебе безразлична.

– Не логично, – только и смог вставить Лев.

– Да все логично. И ты прекрасно об этом знаешь.

После того разговора они все же продолжили встречи, но с каждым разом свидания становились все короче и безрадостнее, потому что всегда заканчивались одинаково – перепалками и истерикой Ники. Лев пытался доказать Веронике, что ребенок, которого она ждет, его и только его, что Володькиным он быть никак не может. Для этого Лева разыскивал статьи, читал отрывки из них, но любимая была непреклонна.