Виктор Кустов - Провинициалы. Книга 1. Одиночное плавание

Потом прогулки кончились, наступил сентябрь, состоялась первая школьная линейка, на которой все с трудом узнавали друг друга и удивлялись, какими они стали, а Колька Жбан предложил отметить это событие у него, и они в первую учебную субботу почти всем седьмым «б» пошли к Жбану в гости, пили вишневую настойку, приготовленную его матерью-медсестрой такую крепкую, что пацаны разбрелись потом по пляжу, оставив девчонок одних, и только поздним вечером, когда по городу забегали родители, стали приходить в себя.

Мать Жбана удивлялась, что дети такие слабенькие (ее Колька ходил как огурчик, хотя выпил не меньше остальных), передавала их взволнованным родителям, и Надя вместе с Полиной провожала домой Сашку. По дороге они все время о чем-то говорили между собой, но Сашка ничего не понимал, потому что думал о Жбане и Катьке, которые, раздевшись, обнимались на пляже возле деревянного ледореза и целовались так, что далеко было слышно…

А на следующее утро приехал дядя Семен.

Он был высокий и крепкий, и мать почти спряталась в его объятиях, а Сашка полетел под потолок, не успев ничего ни понять, ни испугаться, потому что дядю Семена он помнил смутно и совсем другим, тот гонял его, маленького, от берега, когда рыбачил. А еще он помнил, как дядю провожали в армию и взрослые женщины плакали за столом в дедушкином дворе, потому что армия была где-то так далеко, что дядя Семен не смог приехать ни на похороны деда Ивана, ни на похороны бабки Марфы. И вот теперь он опустил его на пол, стоял, обдавая густым запахом одеколона, белея накрахмаленной рубахой, а мать уже суетилась, собирая на стол, и отец чинно присел на лавку, готовясь выслушать женину родню.

– Ну, ты уже совсем большой. – Дядя Семен оглядел Сашку еще раз. – Хорошо, что не стал ничего покупать… Полина! – повернулся к сестре. – Я тебе денег дам, ты моему племяннику, чего надо, купи…

– Сем, да ничего не надо....

– Ладно, я знаю…

Он вскинул на стол большой фанерный чемодан, распахнул его, стал доставать красивые блестящие плитки шоколада (такие Сашка видел в Смоленске в большом магазине), потом бутылки с невиданными наклейками, и тут уже Иван зачмокал губами, стал разглядывать.

– Армянский коньячок, наилучший, в Москве брал, – пояснил дядя Семен. – А это тебе, Поль… – вытащил яркий, в красных цветах, отрез. – Платье сшей… Пока я тут буду…

Полина всплеснула руками.

– Дорогой ведь…

– Не дороже денег, сестренка!

Достал коробку с нарисованной на ней спиннинговой катушкой, протянул Ивану.

– Это тебе… Щук-то ловишь?

– Бывает, – отозвался тот и неторопливо раскрыл коробку, вытащил блестящую большую катушку. – В самый раз угадал, а то все из строя вышли… Ленинградская…

– Я тебе еще чего вышлю в посылке, – махнул рукой дядя Семен. – Я всем вышлю… Не переть же через всю страну…

И засмеялся недосказанному.

– А я коньяк один раз всего и пробовал, – сказал Иван, вертя в руках бутылку. – В сорок пятом, в Риге. Там склады штабные растаскивали, и нам маленько перепало… Но другой был… Французский…

– Понятное дело, у них откуда армянский, не дошли…

– Клопами пахнет…

– Это смотря как пить. Если кружками, то точно… А я привык. Но у меня есть и беленькая… – Из бездонного чемодана он вытащил две прозрачные бутылки с длинными горлышками. – «Столичная», самого высокого качества.

– Не пил, – признался отец. – Мы тут все самогон потребляем…

– Ну-ка, подставляй ладони. – Дядя Семен сложил четыре плитки шоколада, протянул Сашке. – Держи, с друзьями поделишься…

– Зачем так много? – Полина поставила на стол шкворчащую яичницу. – Сынок, ты их спрячь, помаленьку бери.

Сашка помялся, поглядывая на мать, потом ушел в свою комнату.

– Брось ты, сестренка, пусть пацан наедается. Надо будет, еще купим… Что вы, в самом деле, жлобствуете. На, держи… – Широкой мозолистой ладонью он подхватил остальные плитки, выложил на стол, ловко развернул одну. – Коньяк им закусывают…

– А мы не жлобствуем, – скрывая обиду, возразила Полина. – Только на мои шестьдесят и Ванькины восемьдесят широко не разбежишься… Да и не бывает у нас такого, не завозим… Кто покупать-то станет?… Коньяки у нас только начальство пьет, а шоколад их дети едят.

– Ладно тебе, – насупился Иван. – Посуду давай.

Полина выставила стопки.

– А рюмок нет? – поинтересовался Семен.

– Не разжились за ненадобностью, – отозвался Иван, открывая бутылку «Столичной».

Вышел Сашка.

– Мам, я пошел.

– Куда?.. – спросила Полина. – А завтракать?

– На рыбалку… Я шоколадку взял…

– Давай, племяш, продолжай традицию, у нас в родове все рыбаки…

– Семен проводил Сашку взглядом. – Я уезжал, он ведь во был, – показал рукой ниже колена. – Бежит время… Это сколько ж я не приезжал?..

– Лет десять, – вздохнула Полина, присаживаясь рядом с мужем и любовно глядя на брата. – Уж мамку пять лет как похоронили.

– Не мог, сестренка, приехать, не мог…

Семен налил в рюмку коньяку, посмотрел на Полину.

– Тебе чего?

– А давай этого твоего, попробую… Чего его так начальство любит?..

– Полезно… А насчет клопов – привыкаешь и не чуешь…

– Только немного. – Она придержала бутылку за горлышко.

– Давайте помянем мамку с папкой, – поднял стопку Семен.

Выпили не чокаясь, молча закусили.

– А я дом-то ваш не видел толком. – Семен покрутил головой. – Справный дом… Порося держите, вижу…

– Курей еще… – подсказала Полина.

– Картоху садите…

– А без нее не проживешь.

– Давай за встречу, – разлил Иван.

– Давай.

На этот раз звонко чокнулись, и Полина недопила, отполовинила.

– А чего так? – поинтересовался Семен. – Сегодня выходной вроде. Всесоюзный.

– Да хозяйство ж… И к портнихе схожу. – Полина кинула взгляд на отрез, лежащий на подоконнике.

– Это надо… Это понятно, женский нетерпеж…

– А ты женился или все один, как бобыль?

– Один остался. – Семен посерьезнел, потянулся за бутылкой. – Давайте по третьей, как положено, за нас, а потом беги к своей портнихе…

Выпил, не ожидая остальных, зажевал долькой шоколада.

– Когда батя помер, я телеграмму-то через неделю только увидел.

Мы тогда на трассе были, в тайге, ЛЭП ставили, торопились до весны закончить, пока земля мерзлая, вкалывали без выходных… И связь с миром – от вертолета до вертолета. Домой вернулся, а уже и девять дней скоро. И помянуть нечем, сухой закон у нас был…

Он помолчал, вертя в руках рюмку.

– А когда мамка померла, телеграмма вовремя пришла, я отпуск мигом оформил, на аэродром начальник на своей машине отправил, а тут запуржило на четыре дня. Все четыре просидел в вагончике дежурного – ни одного борта, даже грузового… Вот так получилось…