Сергей Серванкос - Добро и зло. Сборник рассказов

Очередной день прибежал к закату. Солнце последний раз опалило белёный потолок багровым лучом и затухло в тихо подступивших сумерках.

Николаю Архиповичу не спалось. Чёрный проём окна притягивал взор, а осознание того, что завтра ничего не изменится, злило и возмущало.

Луна прячась где-то выше окна, бросала снаружи ровный бархатный свет на кровать Ивана. Он спал, крючковатый профиль был хорошо виден старику. Вдруг рот Ивана широко открылся и жадно стал хватать воздух, пальцы рук вцепились, скомкивая простыню, тело его напряглось и приподнялось.

«Приступ! – подумал Николай Архипович и потянулся к кнопке вызова, но увидев чёрный проём окна, остановился, – Он всё равно уже не жилец, сестра сказала, что второй приступ не выдержит, а так отмучается и всё, да и чего людей зря тревожить, всё равно уже не спасти»

Он ещё долго убеждал себя, глядя в притягивающую черноту окна, пока не понял, что на соседней кровати лежит мёртвый человек. «Завтра всё будет по-другому» – подумал Николай Архипович и спокойно уснул.

Проснулся он, как обычно часов в шесть, посмотрев на бездыханное тело Ивана, нажал кнопку вызова. Через час, оставшись один в палате, Николай Архипович, вызвал дежурную и попросил переложить его на освободившуюся кровать. После небольшой перепалки с медсестрой и пришедшим врачом, просьба старого брюзги была выполнена. Он лежал рядом с заветным окном и смотрел, как по небу плывут тёмные грозовые тучи, солнечные лучи урывками разрезали их густую черноту.

«Сейчас я увижу аллею, скамейку, клён, гнездо» – думал старик, приподнимаясь в кровати и жадно глядя в окно.

Небо с тучами упёрлось в шиферную крышу с вентиляционной трубой и перешло в кирпичную стену больничной пристройки. Чем выше поднимался Николай Архипович, тем больше кирпичных рядов открывалось его взору. А вот и земля – маленький, залитый серым бетоном, больничный дворик с мусорными баками у деревянного забора слева, упирающегося в тоже небо, только почерневшее ещё сильнее от нестерпимой, палящей боли в груди.

«Ибо угодно Святому Духу и нам не возлагать на вас никакого бремени более, кроме сего необходимого: воздерживаться от идоложертвенного и крови, и удавленины, и блуда, и не делать другим того, чего себе не хотите. Соблюдая сие, хорошо сделаете. Будьте здравы» (Деяния св. Апостолов 15:28,29)

Вениамин Евстафьевич, пожилой хирург, сидел в своём кабинете и жадно затягивался сигаретой, кляня себя за то, что никак не избавится от этой вредной привычки. Его седые усы с желтоватой подпалиной заядлого курильщика слегка топорщились, подчёркивая вид недовольного собой человека.

Тихий стук в дверь вернул профессора к реальной жизни, напомнив, что рабочий день ещё только начинался и впереди много дел, более важных, чем его слабость.

– Войдите! – сказал он, сердито вдавливая недокуренную сигарету в пепельницу на рабочем столе.

– Разрешите, Вениамин Евстафьевич? – в приоткрывшуюся дверь робко втиснулась полная женщина в больничном халате.

– Что Вы хотели, госпожа Сивкова, и кто Вам разрешил встать? – гневно произнёс встревоженный за пациентку врач, – После Вашей операции надо, как минимум дня три лежать, а Вы по кабинетам ходите, немедленно вернитесь в палату!

– Хорошо, Вениамин Евстафьевич, только раз, уж, я всё равно здесь, разрешите мне в субботу на конгресс сходить. – и женщина умоляюще посмотрела в лицо непреклонного профессора.

– Какой конгресс? Вы с ума сошли! Вам лежать, как минимум неделю, скажите спасибо, что на Вашу авантюру согласился, такую операцию, и без переливания. До сих пор не пойму, почему Вы живы? Видно и в правду Ваш Иегова помог, – и Вениамин Евстафьевич вспомнил, как всего три дня назад он мысленно уже похоронил эту женщину, когда дав ей подписать заявление на отказ применения переливания крови во время операции, увидел уверенный росчерк и непоколебимую уверенность в глазах, сейчас просяще смотрящих на него.

– Конгресс моих единоверцев в местном Дворце спорта, пройдёт в эту субботу. Пожалуйста, миленький Вениамин Евстафьевич, разрешите сходить, ведь это рядом с больницей, а чувствую я себя прекрасно, спасибо Вам! – и она опять умоляюще посмотрела в глаза озадаченного врача.

– Что значит нормально? Вы понимаете, что после такой операции надо лежать, беречь силы, а не бегать по больнице, – продолжая напускать на себя суровую строгость, всё громче говорил Вениамин Евстафьевич, не понимая, как этой женщине удалось подняться с постели, в его многолетней практике ничего подобного не было. Восстановительный период при подобных операциях протекал очень тяжело, даже при намного более мелких, а здесь сложнейшая операция, да ещё пациентка – фанатичка, без крови и всё тут, хоть застрелись? – Не пойму! – думал про себя недоумевающий врач.

Он опять вспомнил день операции, и как долго уговаривал непоколебимую пациентку согласится на переливание крови, даже, когда дал расписаться в заявлении об отказе, всегда предельно сдержанный, раздражённо сказал:

– Вы хоть понимаете, что сейчас подписываете себе смертный приговор?

– Я всё прекрасно понимаю, Вениамин Евстафьевич, – спокойно сказала Надежда, так звали эту странную больную, и уверенно расписалась в предложенных бумагах, – А ещё я понимаю, дорогой доктор, что если я соглашусь на Ваши условия, то обижу своего Бога, ведь в Библии чёрным по белому написано: «воздерживайтесь от крови»

– Так и воздерживайтесь, я ведь не пить её Вам предлагаю, а жизнь Вашу спасать, – продолжая нервничать, не унимался обеспокоенный врач.

– А если бы Вы мне сказали воздерживаться от алкоголя, а я его в вену стала вводить, как бы Вы к этому отнеслись? – неожиданно перешла в наступление Надежда.

– Причём здесь алкоголь? Я Вам о серьёзных вещах, а Вы мне басенки рассказываете.

– Просто хочу, чтобы Вы поняли, что Бог испытывает, когда его не слушаются, вот смотрите! – и она протянула удивлённому Вениамину Евстафьевичу раскрытую Библию и зачитала указав пальцем нужное место, – «Святому духу и нам угодно не возлагать на вас дополнительного бремени сверх того, что необходимо: воздерживаться от пожертвованного идолам, от крови, от удавленного и от блуда. Если вы будете тщательно хранить себя от этого, то будете успешны. Доброго вам здоровья!» Чем не докторское предписание? Поэтому, дорогой доктор, лучше я умру на операции, чем идти против рекомендаций Бога. Я знаю, что Вы хороший врач, но, пожалуйста, не обижайтесь, тот, кто нас создал, самый лучший!

Этот разговор сейчас отчётливо всплыл в памяти взволнованного доктора. Те же целеустремлённые глаза, та же уверенная речь и ощущение непоколебимой веры, вызывающее искреннее уважение и небольшую зависть, что у самого её явно не достаёт.