Александр Павликов - Басни XXI века. I, II, III, IV тома

Мой друг знал слово, что «нельзя»!

Горел, пылил, употреблял,

Под нож ложился, но с утра

Он, как обычно, принимал…

Одет, обут, как франт,

И золото в ломбарде,

Машина, джип последний,

Будто на параде.

Но почему ж нельзя?

Вот с этим он не мог никак смириться!

И с тем, что с ним произойдёт,

Никак не мог он согласиться.

Гордыня, вера в свои силы

Его бодрила и бесила,

И вот однажды на звонок

Жена ответила: «Не смог он… выжить!»

Длинной чередою

Идут умершие, бредут за мной друзья…

Я вроде помню это,

Но где теперь они, а где ты, жизнь «поэта»?

Где я? А где же это завтра?

И что, и будет даже послезавтра?

Сергей так думал, думал и Владимир…

И я… Но нет уж, не хочу я с ними!

Кому пишу, кому стихи читаю?

Вдруг пригодится, этого не знаю.

Слов в басне много, слов красивых, разных —

Шагов не делай лишних и опасных.

Не будь героем!

Жизнь свою ты не ломай!

Цени здоровье!

В гроб себя не загоняй!

Люблю широкие проспекты,

Чаруют тёмные аллеи,

Ведь эти тёмные аллеи

Любили классики, лелея

Воспоминанья юности своей.

Есть у аллеи то очарованье,

Как будто бы в конце неё – свиданье,

Как будто всё, что было, всё вернётся,

Опять на старость молодость прольётся,

И хочется свиданья поскорей!

Аллеи и проспекты,

Как самодостаточные сути.

Они чисты, как чист родник без мути,

Как образ поэтический, мерило,

Что придаёт и вдохновение, и силы.

Писать, ну, пусть хотя бы даже басни,

Пусть это отвлечённые россказни,

Но басню написав,

Тебе хочу я пожелать

Всегда аллеями, проспектами гулять…

Среди людей и в повседневной беготне

Ловлю себя на мысли, что уроды —

Не кто с изъянами, нет, далеко не те,

А те, что неприметны, – из народа.

Моральное уродство незаметно,

Оно прикрыто тряпками, штанами,

Но наблюдая за людьми со стороны,

Ты понимаешь, что уроды всюду с нами!

Орать, хамить, плевать, вернее, харкать

И, ноги задирая к небесам,

Сорить, острить и в морге, всюду пачкать —

Уродство не подвластно и векам.

Их можно избегать, остерегаться,

И вроде бы не надо и смеяться,

Но только как уродам показать —

Окурки надо в мусорник бросать!

Уже боюсь и на себя со стороны смотрю,

Чтобы не стать законченным уродом.

Вопрос тактично басней задаю,

Уроды меня слышат из народа?

И вспомнить всё… ведь осень… 55…

Как будто заново прожить всю жизнь опять,

О прошлом с сожаленьем вспоминая…

И что утрачено… стараться… возвращая…

Как пожилой бобёр, плотину воздвигаю,

Чтоб жизнь реки плотиной обуздать,

И даже в 55 ещё мечтаю,

Что поверну реки теченье вспять!

Ну а река течёт, всё на пути своём ломая,

И чем ты строишь дольше и живёшь,

И лучше ты, всё это понимая,

К плотине всё равно бревно несёшь!

Как тот бобёр, чтобы река не унесла,

Пытаюсь выжить я назло в потоке бурном,

Чтобы бобриха и бобрята рядом были

И счастье мы друг другу приносили!

Пусть будет 55 бобру, но молод он душою!

И может быть, когда-то справится с рекою!

Суть басни: будь ты хоть бобёр или строитель,

Хоть кто угодно, но не разрушитель!

Тебе когда-то стукнет 55!

Мои ты басни прочитай опять!

Юристом волк работал, а медведь – врачом,

И оба, кому надо, помогали.

Медведь был лучший лекарь, костоправ,

А волка каждый день в суды таскали.

И бедный волк от горя на луну всю ночь провыл,

Медведя утром встретил,

Решил пожаловаться он ему,

С медведем поздоровался, приветил.

Медведь ему, конечно: «Как живёшь?

Работа у тебя нужна, доходна,

И если б я не поступил в мединститут,

Юристом мне под силу и угодно».

А волк… Волк сразу выдавил слезу,

Как тяжело ему на этой ниве!

Ведь все всегда идут сперва к врачу,

Нет перебоя никогда с больными!

А мне вот надо каждый день пахать!

Дела выигрывать, успеха добиваться!

А если бы, как ты, я был врачом,

Сиди себе и жди, к тебе ведь будут обращаться!

Медведь его послушал и сказал:

«Ты ничего о медицине и не знаешь!

И, слава богу, у тебя работа есть,

Чужого места ты не занимаешь».

А басня в том, что волк или медведь,

Сапожник, пекарь ты или пирожник,

Поверь, легки труды, которых мы не знаем,

И то, чем мы себя не занимаем…

Вино, кровь, слёзы и вода текут всегда по нашей жизни.

Когда мы за столом, тогда

Вину хвалу мы воздаём и тризне.

В бою мы кровь горячую теряем,

Солёную слезу от боли льём,

А воду – ею жажду утоляем.

Хоть капли жидкости лишить самодовольного нахала —

Смотри, он высох, как листок,

А там глядишь – его не стало…

Всё дело в мере, и тогда вино, кровь, слёзы и вода

Поддержат жизнь твою надёжно,

А нету меры – извини, с тобой уже проститься можно.

Цени: напрасно не текут вино, кровь, слёзы и вода!

Вот, может быть, и проживёшь

Жизнь полноценную тогда!

Пока сидела птица в клетке,

Не подстрелили бы на ветке.

Есть в сладком слове о свободе

Малозаметный привкус соли.

Ведь соль – ингредиент необходимый,

И в жизни соль незаменима,

Так в счастье, в радости и в воле,

Есть отзвук чьей-то дальней боли.

Ведь боль дана уже с рожденья,

Она и мука, и спасенье.

Живя, страдая в этом мире,

Мы и болели, и солили.

Как стороны одной медали,

Противоположности нам дали.

Сегодня – белыми слонами,

А завтра – чёрными конями…

И в этом жизненном балансе

Смысл и секрет, как и в романсе.

Там и любовь, и ожиданье,

Там и тоска, там и прощанье.

Кто пишет басни, кто поэмы,

У всех – быть иль не быть дилеммы!

Тебе желаю петь романсы,

Чтоб были соль и боль в балансе.

И если вырвешься из клетки,

Не забывай про то… – на ветке…

В крысиной стае не любили

Ту крысу, что меж крысьих дел

Она всё глазки отрывала

И к небу часто поднимала.

Нет, чтоб, как все, в грязи копаться,

Она любила подниматься

И в небесах витать,

А может, и летать.

Крысиных дел огромное значенье,

Для всех крысиньи увлеченья

Не волновали крысу ту.

И даже стоя на крысином на посту,

К ней в голову сомнения закрались,

А может, подошли или подкрались.

Что не в порядке что-то в королевстве,

Верней, в Крысином Мусорном Вселенстве!

О чём я?

Если крыса ты – из бака поднимайся,

На свет вылазь

И к небу обращайся!

Ведь cвиньи – те, что наверху,