Сергей Цымбаленко - Сны Виктора Левашева

Мама умерла. Светка ушла. Я брошен в пустой квартире на съедение мыслям и воспоминаниям, которые высасывают из меня жизненные силы.

Изо дня в день, или из ночи в ночь, снится, что наш кот Кыс, как маленький ребенок, пытается по-человечески выговорить слова. Иногда получаются даже фразы. Во всяком случае, кот пытается показать, что понимает мою речь. Раньше наяву я часто обращал внимание на его осмысленный взгляд и желание быть понятым. Сидим, бывало, одиноко, смотрим друг на друга, вздыхаем. Заканчивается тем, что кот лезет целоваться в губы. Видимо, привычка от прежних хозяев. Маленьким котенком, Кыс объявился у нашей двери и стал жалобно мяукать. Мама вынесла блюдце с молоком. Котенок стал приходить каждый день, и уже требовал еды. Старушка-соседка, спускаясь по лестнице, укоризненно сказала: «Что же животное мучаете? Эх, хозяева…» Мама хотела оправдаться, но передумала и пустила котенка в квартиру. Он быстро обнюхал все и выбрал себе место на кухонном диванчике. С именем мудрить не стали – просто «Кыс». Если я сердился на него, то звал «Крыс». Кот недовольно отворачивался и переставал реагировать на меня.

Кыс невольно ускорил мамину смерть. У него была привычка бродить по карнизу за окном, выжидая птиц. Периодически он делал прыжки, пытаясь их поймать. Вот в такой момент маме показалось, что кот падает, и она устремилась его спасать. А потом схватилось за сердце.

– Больно, ой как больно. Ты же знаешь, я терпеливая, а сейчас не могу.

Врач «скорой» сказал, что нужно срочно в реанимацию. Виновато объяснил, что носилок нет, только клеенка, на которой носят мертвецов. Ничего не оставалось, как согласиться. Кошмар. Соседи замерли на лестнице и смотрели на этот ужас. В реанимации я предложил молоденьким медсестрам деньги, так как мама настолько стеснительная, что на горшок не попросится. Они отказывались, уверяя, что это их обязанность, но все-таки взяли. Мама быстро пошла на поправку. Ее перевели в общую палату, а там пожилая медсестра оказалась мегерой. Деньги не взяла и сказала, что никому прислуживать не собирается. Мама на каждом свидании говорила: «Домой, домой, домой». Врач ни в какую. Почему я не послушал маму? Единственный раз в жизни. В шесть утра позвонили, что мамы больше нет. Она лежала в гробу, поджав губы, наверное, от досады. Она не ждала выздоровления, а домой хотела, чтобы в последний миг я был рядом. Мог подержать за руку. Во время отпевания в церкви кружила надоедливая муха, которой неведомо было, что я прощался с самым дорогим человеком. Навсегда.

Кыс вскоре после похорон уставился в одну точку и перестал есть. Ветеринар объяснил, что отказали печень и почки. Предложил усыпить, чтобы не мучить животное. Теперь Кыс приходил проведать меня в снах, разучивая новые слова. Каждый раз он пытается выговорить что-то важное. Я терпеливо жду.

Бедный я, бедный, никому не нужный человек. В самый раз обращаться к практикующему психологу. Забавно: психолог приходит к психологу, я, наверное, начну ему или ей помогать подбирать ключи к своей личности. Психиатров я боюсь. С помощью таблеток они начинают манипулировать сознанием, человек теряет самого себя, попадает к ним в зависимость. Пожалуй, это мучительней зубной боли. Я решил пока справляться сам и проложить тоннель между реальностью и снами, записывая их с точной хронологией. В компьютере появилась папка «Сны», где разделы по годам, месяцам. Каждый файл обозначен числом. Если записывать сон, когда помнишь хотя бы одну деталь, его можно вытянуть, как за веревочку.

В пять утра во сне сделал открытие, что вещи могут быть живыми. Лучше всех это знает гардеробщик нашего издательского комплекса. Он, как пастух, прилагает огромные усилия, чтобы не разбежались пальто, шапки, перчатки, шарфы. Вот почему он повесил объявление: «Мелкие вещи не берем». Поди угонись за ними. Придумалось название одушевленных предметов: эдипки. Как-то они связаны с эдиповым комплексом Фрейда.

Чтобы разорвать плотный круг снов, я попытался более или менее лояльным коллегам рассказывать про свои видения.

– Ты это всерьез рассказываешь? – откликнулся Димон на эдипки. – По-моему, это уже клиника, пора к врачу.

Зинуля, которой за сорок, но изображает из себя девочку, долго смеялась. Видимо, до нее дошел подтекст, который наверняка обнаружил бы Фрейд в виде множества половых членов. Закончив смеяться, Зинуля изрекла: Жениться тебе пора, Витенька».

Беспросветно. Все или посмеиваются, или шарахаются от меня, как от прокаженного. Я остался один на один со снами. Никто не понимает, что без них меня бы не озаряли идеи, из-за которых я ценим и терпим в редакции. Вот организовал к юбилею газеты «штурм» здания спелеологами. Весь город пришел смотреть, как вечером с фонариками во лбу ловкие юноши и девушки спускаются с крыши на тросах к нам на восьмой этаж. Почти сон, не правда ли? Или явь как сон.

Фрагменты снов, которые я запоминаю и сразу записываю при пробуждении в ночи, стали складываться в новые сны, я помню такие до мельчайших подробностей. Вот я показываю наш город королеве Англии по поручению редакции. По-английски больше нието не говорит свободно. Кругом какие-то помойки, нагромождения, которые трудно преодолевать. Я помогаю почтенной даме не застрять и говорю: «Вы записывайте все в блокнотик, что надо приводить в порядок с вашей помощью». Просыпаюсь гордый, ведь я гулял с королевой. В следующем сне наступает расплата за непочтительную вольность. Появляется экран с изображением отрубленной головы и надписью: «Сегодня ты потеряешь голову». Я стараюсь быть осторожным, чтобы избежать этой участи. Но вот в воздухе повисает металлический диск, выслеживает меня, настигает и сносит голову. Очень неприятно. Я приделываю ее обратно и бегу к маме. Она заматывает стыки лейкопластырем, и голова продолжает жить. Но я чувствую, что опасность не миновала. Самое страшное – ожидание очередного сна и предстоящей казни во второй раз. От переживаний крепко засыпаю и просыпаюсь с целой головой. Пронесло.

И снова казнь. Сон-фильм. Спиной к зрителям стоит шеренга подростков, среди которых и я. Кто-то объявляет, что должен казнить двух из нас. Есть ли добровольцы? Впереди вверху, как в перспективе на рисованных картинах, видна камера с металлической дверью, где совершается казнь. Страх охватывает меня. Страшна не просто смерть, а ее ожидание. Если бы прозвучал выстрел, и ты умер – это не так страшно, как неизвестность. Что тебя ждет? Насколько мучительной и продолжительной окажется казнь. Только бы не я… Называют одного из нас, рядом со мной слева, спрашивают последнее желание. Юноша хочет с балкончика последний раз взглянуть на мир. Идея! Если я буду следующим, то попрошу прогулку, не оговаривая, насколько она будет продолжительной. За это время, глядишь, что-то произойдет. Например, что-нибудь случится с нашим мучителем. Я вижу взрыв, в котором он погибает, а мы обретаем свободу.