Алиса Лисенкова - Выход из треугольника

Короче, за пару лет до знакомства с тобой я была так измучена поисками Бога (его нигде не оказалось), Себя (меня тоже нигде не было) и Любви (опять та же фигня). Поэтому, когда меня спрашивают, почему я не люблю адвайту, я отвечаю, что нет никакой адвайты и сворачиваю разговор. Это, конечно, шутки, на самом деле, в результате всех этих поисков, я достигла того состояния, когда мы могли встретиться, я уже умела заботиться о себе, не считая это эгоцентризмом, не растворяться в партнере, уважать его выбор, сохранять самоуважение и заботиться о плачущем ребенке внутри.

Я умела уверенно и открыто разговаривать с моим Богом, как бы вы там его ни назвали, и слушать Его.

Я училась любить их обоих. Я ощущала, что где-то внутри есть и то и другое и третье, испытывала удовлетворение от того, что уже сделала и готова была продолжать.

Вот только в серьезную близость в отношениях я пойти боялась. Мне казалось, что я смогу это контролировать, если в серьёзную близость не пойду, до тех пор, пока не встречу свою половину.

На следующий день ты звонишь после обеда и спрашиваешь, какие у меня планы. Я рассказала. Ты в мои планы в тот день не входил. Ты говоришь, а я не знаю, куда себя деть, как раз сейчас, здесь недалеко. Мы встретились на Горьковской, забрали мою дочь и пошли ко мне обедать, не знаю, как ты это устроил, но мы договорились на вечер и вечером ты приходишь со своей первой розой. Ты немного стеснялся ее, даже за спину спрятал.

Ох, как трудно было мне проявить честность и сказать тебе: «Боже, как приятно!». Я ведь врала когда-то в прошлом, что не люблю цветов. А потом я долго была замужем и мой супруг не мог дарить мне цветы, потому что ему стыдно было идти с ними по улице. А ты на второй вечер приходишь с розой и для меня это не фигня, это про то, что ты видишь во мне поэзию, во мне и в том, что между нами. Кажется, тогда я и поняла, что мы начали встречаться, только вот в постели у нас ничего путного не получалось.

Ты был похож на вулкан и мое тело чуть не сводило от страха, я ничего не чувствовала – вроде, домой пришли вместе, раздевались вместе, а разделись, вцепились друг в друга, вулкан извергается и каждый сам по себе. Каждый сам по себе, и ледяные кольца сатурна.

На моем месте, знаешь, естественно было умирать от страха. Это с чужим человеком в постели просто, как говорили Б. Стругацкие: «спарились и разбежались». Можно быть раскованной и легкой, это проще простого, если точно знаешь, что уедешь на такси, когда все закончится, если знаешь, что тебе не придется готовить этому человеку завтрак, можно позволить даже быть собой и никакого угодничества, потому что плевать. Понравилось – не понравилось, тут дело как-то не в этом.

Раненые дети спят за стенкой, можно проявляться из женского своего аспекта, одеться не спеша, бережно забрать своих раненых детей и уехать на такси. Спарились и разбежались. Другое дело – близость. Для тебя это тоже не было просто. Больше года воздержания и тут вдруг такое, да еще твои псевдо-христианские предубеждения:

1.Секс это грех,

2. Секс вне брака – это страшный грех, смертный,

3. Либо секс, либо Бог, что-нибудь одно.

Я тоже когда-то была такой, поэтому сперва я не очень злилась. Тем более, что ты был ужасно милым, сперва розочка, потом тюльпанчик, потом маленькая картина с птичкой, показавшаяся мне тогда дурацкой. Везде ищу эту птичку теперь и не могу найти, даже когда пишу о ней – слезы наворачиваются. Господи, вот бы я ее сгоряча не выкинула, вот бы она нашлась. Дешевая такая китайская птичка, немного кислотная. Потом, маленький такой букетик, из тех, что продают бабушки у метро. Ты звонил каждый день по многу раз, потому что сам в этом нуждался, ты приносил чудесные фильмы, и по тому, какие фильмы ты выбирал, я чувствовала родство.

Или, ты мог совершенно неожиданно, когда не было запланировано, позвонить и сообщить, что стоишь за дверью, я бегу к двери, там, правда, ты с цветком и рассказываешь, что ехал с другом по делам и вдруг увидал цветочную лавку и у тебя случилась неуправляемость. Я спрашиваю: «А друг, что ли ждет внизу?» Да, так и есть, ждет в машине. Тебе просто хотелось подарить цветок, ты, собственно, вообще собирался его оставить под дверью… Я улыбнулась тебе хорошо, – говорю, – «Поднимай друга, поужинаем». Я полюбила хорошо улыбаться тебе. Помнишь те последние стихи, которые ты прислал мне:

Потому что, что это – «сон»? В какой-то степени я была пробужденной, а ты спал. По крайней мере, мне тогда так казалось. Теперь я понимаю, что из каких-то аспектов я спала, а ты был пробужденным и наоборот. А этот сон, эта Майа, заслонявшая от нас свет, да что о ней говорить, я даже в ней хорошо тебе улыбалась и ты подходил ко мне сзади, когда я готовила, и обнимал меня как-то так, что я понимала, страха покинутости тебе, Алисочка, больше не видать, потому что он откуда-то знает, что именно нужно делать, когда ты стоишь у плиты или у раковины, что нужно делать, чтобы ты не забывала о том, что в тебе для него есть какая-то поэзия, в тебе и в том, что между вами.

Ты стал ночевать у меня так часто, как это было возможным, и возвращаясь с работы я думала: «Как страшно, что все так неправдоподобно хорошо», внутри меня кто-то скептический и подозрительный говорил: «Если все так хорошо, значит, с ним что-то не так», кто-то живущий во мне это говорил, кто-то, который все еще меня не любит, и считает, что, если уж мужчина полюбил меня такой, какая я есть, значит, что-то с ним не так. У меня внутри робко шевелится надежда – а вдруг это он? Тот самый? И скептик вступает с этой надеждой в диалог. Позднее ты говорил, что стал чувствовать эти диалоги во мне, и мы вместе или ты один говорил об этом как о весах, мол, как бы ты ни поступил, это обязательно ложится камушком на одну из чашечек этих весов.

Постепенно твои приходы стали похожими на возвращение домой, ты стал приносить еду, фильмы, мыл посуду, а однажды, после моего долгого нытья, что невозможно с тобой уснуть раньше пол четвертого, (это правда было невозможно, потому что после секса тебе необходимо было как следует поесть, потом у тебя возникали вопросы по шагу, потом я рассказывала тебе бесконечные истории, и, когда, наконец, мы собирались засыпать, тебе приходила смс-ка от Оптинских старцев, это такая смешная православная рассылка с разными мудрыми изречениями, почему-то приходит ровно в 3.30, как раз когда я отключалась и не реагировала на тебя, а этого ты не любил, единственное мое счастье. Когда я не реагирую, и, поэтому обязательно зачитывал эту оптинскую мудрость вслух, я злюсь, рычу, прячу голову в подушку.