Михаил Горовой - Бог, которого люблю

К ней в общежитие мы пойти, конечно, не могли, нельзя было пойти и в гостиницу: все в этом городке друг друга знали.

Из двух суток, имевшихся в моем распоряжении, день я просто просидел в гостинице, так как у нее были неотложные дела, а еще полдня мы провели, гуляя по улицам.

Слова, исходившие от меня окольным путем, подводили к мысли, что я такой нечастный, жить без нее мне тяжело, и вроде бы нет выбора. Остается попробовать жениться…

Поезд в Москву уходил рано утром, и я решил последним автобусом добраться до станции, там и переждать ночь.

Неожиданно Светлана вызвалась проводить меня. Мы приехали уже поздно, около десяти вечера.

– Знаешь, – сказала она, – здесь обычно стоит купейный вагон, и в нем, если заплатим проводнику 2-3 рубля, можно пробыть до утра в отдельном купе.

Наутро, расставаясь, договорились, что она, окончив последний курс, летом приедет в Москву, и мы поженимся.

По дороге домой, в поезде, думал: как теперь все представить родителям? Еще перед отъездом они спрашивали, куда и зачем еду, и я, хоть и путано, выложил правду.

Так получилось, что по приезде именно сестре первой я рассказал обо всем, и уже от нее мать с отцом узнали о моих планах.

«Да, но ведь мы ее совсем не знаем, – сказала сестра. – Допустим, жить вы пока можете в моей квартире, но это же все не так просто. Дай мне ее адрес, я напишу ей».

Сестра испытала на себе, что значит не иметь собственного угла. Когда первый раз вышла замуж, родители уступили ей свою крошечную комнату (шесть-семь кв. метров), а сами перебрались в комнату, где спал я.

С мужем прожила недолго, сразу же после развода, поставила цель – во что бы то ни стало иметь свое жилье. Как только представилась возможность, стала ездить по командировкам, жила в общежитиях. Проработала около двух лет, но денег не набрала даже на первый взнос. Ей одолжили родители. Кооперативное жильё досталось ей нелегко.

То ли потому, что я дал обещание жениться и этим как бы подвел черту, то ли потому, что доверил сестре все уладить, но неожиданно стало очевидным: ежеминутное присутствие Светланы в моем сознании заметно сгладилось.

К тому же приближались вступительные экзамены, которые должны были показать, какова реальная цена моим амбициям.

Решение сдавать экзамены сразу в два института одновременно подсказывала простая логика: в два раза больше шансов поступить. Сразу вспомнил об Андрее. Он работал в институте, где был факультет немецкого языка и мог помочь сдать экзамены по литературе и истории, к которым я даже не готовился.

Заблаговременно достал все необходимые документы, в том числе и дубликат диплома о среднем образовании. В обоих институтах первый экзамен – немецкий язык, устный. Когда, спустя три дня, поехал узнать результат, к своему восторгу обнаружил, что и там, и там, напротив моей фамилии, стояла оценка «отлично».

Сдать остальные экзамены было уже делом техники.

В самом начале экзамена по литературе какой-то модно одетый молодой человек, по виду аспирант, зашел в аудиторию, подошел к доске, на которой только что написали темы сочинений, поглазел на нее секунд 15–20, затем спросил изумлённых преподавателей:

– Где здесь буфет?

Не дождавшись ответа, решительно направился к выходу, ловко обойдя одного из членов приёмной комиссии, который пытался преградить ему дорогу. «Аспирантом» был Володя.

Сочинение за меня написал Марик. Для него литература была такой же страстью, как для меня футбол. Когда Володя сообщил ему темы сочинений, он тут же выбрал своего любимого Маяковского, пошёл в институтскую библиотеку, взял необходимые книги и два часа, не останавливаясь, писал о нём.

В аудитории я намеренно сел около самой двери, и Андрей незаметно передал мне исписанные Мариком листы. Сочинение я сдал одним из первых, даже не прочитав его.

Так, с помощью друзей, я стал студентом романо-германского факультета Областного педагогического института имени Крупской.

Конечно, мог попытаться продолжать сдавать экзамены и в Институт Мориса Тореза, который был более престижным, и где уже сдал на «отлично» немецкий. Но решил, что главное не престиж, и что под прикрытием Андрея учиться будет удобнее.

Сестра, как и обещала, написала Светлане письмо, и прошло уже довольно много времени, но ответа пока не было.

Несколько раз возникали сомнения: «Что же она там написала? Говорит, вроде бы, логично, но сам-то я письма не читал. Может быть, она в душе и против этой женитьбы?»

Но тот новый голос, который как бы родился во мне именно в это время, дружески, спокойно стал советовать: «Ты ведь и сам толком не знаешь, чего хочешь. Пусть все устроится без тебя. Так будет правильно, и потом, время все лечит, не торопись».

Ответ пришел лишь в начале лета. На скамейке под тополем около дома несколько раз перечитал ее письмо. Написано оно было на листках из школьной тетради, сложенных пополам. Суть его сводилась к тому, что со своими друзьями она поехала за город, и там случилось что-то такое, после чего она долго плакала и теперь не знает что делать.

Объяснение могло быть только одно: либо ее изнасиловали, либо из-за легкомысленного поведения она потеряла девственность.

Прочитав такое письмо, жених может испытать гамму чувств: от ярости и ревности до жалости и желания немедленно поехать и разобраться в том, что произошло.

Нет, от моего гнева листья с тополя, под которым я прочел ее послание, не попадали. Я пребывал в недоумении, как от неожиданного хода при игре в шахматы, когда вроде бы все идет своим чередом и вдруг, ход, на который сразу ответить невозможно, необходимо заново осмыслить всю ситуацию.

Лето, а с ним и сезон доставки железнодорожных билетов, были в самом разгаре. Работать стало гораздо легче: в своем районе я уже знал не только самые маленькие переулки, но и расположение домов. По вечерам появилось свободное время.

С Женькой-художником мы, по-прежнему, виделись почти каждый день. Однажды он рассказал, что познакомился с одним чудаком (он его называл татошником), который знает на бегах всех наездников, и они иногда говорят ему, какая лошадь придет первой. Информация показалась мне чрезвычайно интересной, особенно про то, что если в каком-то заезде поставить на темную лошадь, то можно выиграть одним ударом несколько тысяч.

На бегах я никогда не был, и мы договорились, что в ближайший беговой день вместе поедем на ипподром.

Все что увидел и почувствовал, оказавшись на ипподроме, произвело впечатление совсем иного мира. Люди с озабоченными лицами и программками в руках без конца снующие туда и сюда, очереди в кассах, мгновенно растворяющиеся после звонка, азарт на трибунах, висящий как облако, разговоры о том, какой заезд сделан и какой нет. И, наконец, сами лошади – сильные, грациозные, красивые. Огромного размера театр, где ты и зритель, и участник одновременно.