Михаил Горовой - Бог, которого люблю

Однажды я поделился с ним планами поступить в юридический институт.

– Поступи и ты в какой-нибудь гуманитарный вуз. Например, в исторический, – предложил я ему. – Сделаем карьеру, будем помогать друг другу. Заплатим кому надо, чтобы в партию определили.

– Что, перевернем эту страну? – язвительно спросил он.

Денег постоянно не хватало. В конце концов, под влиянием «железного» Юры, с которым меня познакомил Володя, я перешел на другую работу: бросил доставку, где уже восемь месяцев числился в штате, и стал разъездным билетным кассиром в поездах.

Магическое число «сто» (такой была прибыль в рублях за смену) подтолкнуло меня преодолеть страх перед недосыпанием. Однако скоро выяснилось, что я не могу привыкнуть спать в поезде. Очевидно голова после сотрясения мозга (когда в двенадцать лет упал на катке) тряску не переносила.

Днем же, если был выбор: сон или встреча с друзьями, всегда выбирал друзей. Учеба в институте оказалась на последнем месте. Однажды, пропустив три-четыре недели занятий, я понял, что подошёл к черте, которую переступать нельзя: в понедельник, во что бы то ни стало, пойду на лекции.

Но в понедельник ко мне зашел Женька и предложил «рвануть», уже не помню куда. С самым серьезным видом (ведь настраивал себя почти неделю) я объяснил, почему не могу, и он тут же согласился, добавив: «Знаешь что, выпьем по кружке пива и иди на лекции».

Меня чрезвычайно поразило, что в ту же секунду, когда первый глоток, едва миновав гортань, достиг пищевода, я превратился в другого человека, и уже знал, что в институт ни сегодня, ни завтра не попаду.

Женька по-прежнему играл на бегах. Видимо, его финансовые дела были хуже моих. Как-то раз даже одолжил у меня 300 рублей.

Он оставался единственным из друзей, который всегда находил время для встреч.

Я пытался копировать его, но безуспешно. Он был похож на Есенина, и его принцип – увидел, победил – работал безотказно. Почти каждую неделю рассказывал о своих победах.

Я же, как одержимый, повторял одно и то же действие: подходил к красивым девушкам, пробовал получить то, что хотел, и не когда-нибудь, а сегодня.

А ведь в музыкальной школе, где работал, позже в институте были женщины, которые давали понять, что интересен им, но серьезных отношений я боялся.

Прошло почти три года, как получил письмо от Светы, на которое так и не ответил. Иногда задавал себе вопрос, почему так поступил? Может быть, она попала в беду, и ей требовалась помощь? Но тут же возникала другая мысль: «Она всё придумала. Просто захотела отделаться от меня». «Впрочем, – рассуждал я, так, наверное, и лучше. Теперь я свободен от наваждения, которое называется любовью. Если бы женился, наверняка она родила, и это помешало бы моим планам. Нет, сначала окончу институт, стану богатым, достигну всего, что наметил, а там видно будет».

Сразу, как ему исполнилось 29 лет, Володя женился. За несколько месяцев до свадьбы он познакомил меня с невестой, худенькой симпатичной девушкой, примерно, моего возраста. Её звали Муся. Не знаю почему, но, когда он представлял меня, я здорово покраснел.

Из ста пятидесяти приглашенных гостей я, наверное, оказался единственным русским. Было много молодежи, особенно со стороны родственников невесты. Все подходили и поздравляли молодоженов.

Помню, улучив момент, тоже подошел к Володе и сказал ему: “Сегодня я непременно напьюсь”.

Мы оба понимали: в этот день подведена какая-то черта и в его, и в моей жизни.

После свадьбы Володя из Лосинки переехал в Коптево, к жене. Мы уже не были соседями, которые запросто могли зайти друг к другу, виделись теперь гораздо реже. И, самое главное, его Муся ждала ребенка.

Как-то раз мы встретились с ним. Я или выпил не в меру, или поделился с ним планами, как с риском заработать деньги, он же прищурился, будто посмотрел на меня издалека, с грустью сказал:

– Что же с тобой будет?

Я и сам порой чувствовал, что попал в какой-то водоворот. Постоянное недосыпание, вино, бесконечная охота за женщинами изматывали, отодвигали все планы. К тому же, кто-то из друзей дал мне цветной порнографический журнал, который усердно прятал от родителей. Он пожирал мозги. Понимая это, без конца клялся: «Вот с понедельника начну новую жизнь». Но проходил один понедельник, второй, третий, а водоворот всё глубже затягивал меня…

Сейчас, когда вспоминаю то время, жгучий стыд пронизывает насквозь.

Не было случая, чтобы из своих шальных денег, которые уходили на чаевые, такси и рестораны, когда-нибудь хоть копейку принес в дом, или сделал подарок родителям на день рождения, или просто купил продукты. Не припоминаю, чтобы когда-нибудь помог маме по хозяйству. Увы, не помню.

Много раз слышал, что люди, побывавшие в состоянии клинической смерти, видят, как в кино, отдельные эпизоды своей жизни. Я знаю наверняка, случись такое со мной, обязательно увижу себя сидящим на лавочке в саду около нашего маленького дома, где прошла юность. Увижу мать с отцом, собирающих сучья и листья для костра. Между ними и мной плывет дым и, прищурив глаза, смотрю на них, и за дымом они как бы отдаляются от меня. Их силуэты расплываются. Возникает мысль: «То, что я сейчас вижу, навсегда останется в памяти».

Мать с отцом кажутся мне сильно постаревшими, нежность и раскаяние растекаются по моей душе.

Я думаю: «Как же быстро бежит время, – ведь треть жизни уже прожита».

Какое-то неуловимо-новое ощущение касается меня: я будто бы впервые смотрю на себя, на свою жизнь со стороны. Где-то в дальнем уголке сознания связываю все, что вижу и чувствую, с чертой или переменой в моей жизни.

В Псалмах царя Давида есть такие строки:

«Не сокрыты были от Тебя кости мои, когда я созидаем был в тайне, образуем был в глубине утробы. Зародыш мой видели очи Твои; в Твоей книге записаны все дни для меня назначенные, когда ни одного из них еще не было» (Пс. 138:15, 16).

Как понять, как представить и объяснить, что жизнь каждого человека на земле, даже еще не родившегося, от первого до последнего дня уже известна Богу?

Далее, в конце этого же псалма Давид, обращаясь к Всевышнему, просит:

«Испытай меня, Боже, и узнай сердце мое; испытай меня и узнай помышления мои. И зри, не на опасном ли я пути, и направь меня на путь вечный» (Пс. 138:23).

Непостижимая, но это так. Человек предстает перед Творцом одновременно как бы в тройственном состоянии. В вечности его конец известен, в земной жизни он может стать на опасный путь или на путь вечный. Причем, Господь из вечности может испытывать человека, раскрывая его помыслы, наставлять на путь, который приведёт его домой, к Богу. И все живущие на земле – участники этого непостижимого процесса.

Интересно, какие мысли овладели мною, если бы кто-то дал мне прочесть этот псалом Давида в годы бесшабашной юности, когда мы всей нашей компанией ежедневно собирались в скверике, делили дармовые деньги и пили водку.