Михаил Горовой - Бог, которого люблю

Иногда за час-полтора «работы» в наши карманы попадала полумесячная зарплата рабочего. Деньги приходили почти каждый день. Конечно, мы не могли купить на них какую-то крупную вещь, да нам и в голову это не приходило, но на спиртное всем хватало с избытком!

Ощущения от лёгких денег, как и ощущения от первого стакана водки, дополнив друг друга, произвели результат как в химической реакции. Я попал в круг, вращающийся с огромной быстротой. Стоило только появиться шальным деньгам, как мы их за день или два пропивали, и по законам вращения это значило, что все необходимо повторить сначала.

Быстро пролетело лето.

У Высоцкого в одной из песен есть слова, о том, как он «прогрыз дыру» в Центральных банях и познакомился с девушкой.

Наших девчонок я увидел впервые, может быть, в еще более неожиданном месте, чем баня.

На первом этаже дома, в котором жил Валентин, находилось отделение милиции, а под ним заброшенный подвал. На улице стоял холодный ноябрь, притулиться было негде, вот Валентину и пришла идея – не мерзнуть, а пойти в тот подвал, где, по его словам, стояли большой деревянный стол и хоть потрепанный, но диван, на котором можно сидеть. Мы расставили на столе водку, стаканы, различную еду. И тут неожиданно услышал женские голоса. Девчонки оказались симпатичными, все на год-полтора постарше меня.

Когда мы устроились за столом и готовы были выпить за знакомство, раздался собачий лай. В следующее мгновение в подвал вбежали три милиционера с огромной немецкой овчаркой…

В милиции нас развели по разным комнатам и заставили писать объяснения. Больше часа нас продержали в отделении. Поскольку никто из нас не имел приводов, нас и отпустили, только припугнув, что, если еще раз появимся в подвале, нам несдобровать.

И в двенадцать, и в четырнадцать, и в семнадцать лет, когда приходила мысль, что некоторые ребята имеют подружек, я тут же гнал ее от себя.

Моя детская любовь Наташка, после пятого класса переехала из нашего городка в отдаленный район Москвы, но продолжала занимать мое воображение ещё лет до пятнадцати. Я никогда с ней толком даже не разговаривал, а когда мы стали чуть постарше, два самых смазливых парня в школе оказались к ней неравнодушны. Это состояние, в котором находился долгие годы – думать о ней, наблюдать издалека, ревновать – настолько угнетало, что, когда оно ушло, я даже обрадовался.

И, вообще, о чем говорить с девчонками? Мне казалось, оставаться с ними самим собой просто невозможно, надо только притворяться.

Не стану называть по именам девчонок, с которыми впервые попал в милицию, тем более что не помню ничего, что отличало бы их друг от друга. Зато хорошо помню, что было в них общего. Они пили наравне с нами и никогда не пьянели, прекрасно поддерживали разговор на любую тему, и я вполне ощущал себя с ними самим собою. После десяти, половины одиннадцатого вечера, они все вместе, как по команде, шли по домам, перед уходом всем своим видом показывая, что провожать не надо.

Получилось так, что между нами возник негласный уговор: никаких интимных отношений, иначе вся компания распадётся.

К семнадцати годам сексуальные вожделения, которые посеяла во мне в детские годы Милка, стали меня преследовать постоянно. То о чем говорили друзья, чего я еще не испытал, несмотря на многочисленные помыслы, буквально пожирало мозг. Случайные знакомства, на которые я рассчитывал, длились, как правило, лишь несколько часов. Исключением, пожалуй, был только один случай, когда с одной и той же девушкой встретился дважды. Мы познакомились на улице. Произошло это недели через две-три, после того как вся наша компания угодила в отделение. Она была старше меня года на два и не красавица. Вероятно, я ей чем-то понравился. Погуляв со мной часа полтора, предложила пойти к ней домой, что мы и сделали, предварительно купив бутылку красного вина. Дома никого не было. Выпили вино, по очереди приняли душ. Когда я вышел из ванной, она уже лежала в постели. Затем произошло то, чего никак не ожидал. Именно в тот самый момент, когда я, так сказать, начал становиться мужчиной, кто-то громко забарабанил в дверь. – Этого не может быть, – вскакивая с постели и надевая халат, испуганно затараторила она. – Неужели братья вернулись? Схватив одежду, без носков, быстро шмыгнул на кухню и в темноте начал лихорадочно одеваться. Братья были огромного роста. Они не пошли в комнату, а сразу же завернули на кухню и зажгли свет. В этот момент я как раз напяливал свитер задом наперед. И тут опять произошло нечто неожиданное: один из них (он был в полушубке) засунул руку за пазуху и вынул как фокусник одну за другой две бутылки «Столичной». «Для знакомства» они буквально заставили меня выпить два стакана водки, после чего затолкали нас с сестрой в дальнюю комнату и закрыли дверь на ключ. Вино, смешанное с водкой, в добавление к тому, что я выпил днем с ребятами и самый настоящий испуг сильно подействовали на мои способности. Больше того, через полчаса мне ужасно захотелось выйти из комнаты: я стал стучать в дверь, но братья, видимо заснули богатырским сном и дверь не открывали. Кое-как из окна по балкону я пролез в смежную комнату, где спали братья. Входная дверь была с английским замком – я легко открыл его и вышел.

Когда лез через окно, она сказала: «Приходи, когда хочешь, ты уже знаешь, где я живу».

По непостижимым законам, которые руководили моим мышлением, я не искал встреч с ней, но однажды случайно увиделись.

…По тротуару к машине, прямо мне навстречу шли жених и невеста в подвенечном платье. Лицо невесты показалось мне знакомым. Когда наши глаза встретились, сомнений не было – это она. Судя по выражению ее лица, тоже узнала меня. Мы поравнялись и разошлись…

Перед Новым годом, после нескольких отсрочек, Валентина забрали в армию. Уходя, он пообещал:

– Вот увидишь, не пройдет и полгода, я комиссуюсь по болезни, вернусь. Вот тогда и займемся крупными делами.

Всю зиму ждал его возвращения, и не проходило дня, чтобы не вспоминал его слов о крупных делах.

С моей точки зрения Валентин сделал невероятное. Он был здоров как бык, однако убедил врачей, что к военной службе не пригоден. Ровно через полгода, как и обещал, он вернулся и сразу же поделился планами. В армии он подружился с одним грузином, отец которого имел винный цех в Грузии.

– Будем продавать их вино в Москве, только надо обязательно купить мотоцикл, на случай, если придется смываться, – запомнил я его слова.

Но мотоцикл мы не купили. Валентин начал праздновать свое возвращение, и не мог остановиться несколько месяцев, напрочь забыв и про мотоцикл, и про торговлю вином. В моей душе образовалась какая-то пустота. Я надеялся на Валентина. Его слова о крупных делах настолько запали в моё сознание, что не проходило дня, может быть даже и часа, чтобы ни вспоминал о них последние полгода. Странная история произошла в те дни… Я вышел из дома. Смеркалось. Шёл дождь. Справа, метрах в пятидесяти от себя, увидел двух чудаков. Они буквально лежали в луже. Время от времени пробовали подняться, даже пытались помочь друг другу, но не могли удержаться на ногах и тут же падали. «Надо же так напиться», – подумал я. Не помню, от кого об этом узнал. То ли сам Валентин рассказал, что накануне с Андрюшкой – его лучшим другом – они здорово перебрали, то ли кто-то ещё видел их, но, сомнений не было – в луже оказался мой наставник, который обещал крупные дела и большие деньги. Тогда мне и в голову не могло прийти: если ты веришь, что самое главное в жизни деньги, они мгновенно превращаются в живое существо, играют с тобой в какую-то непонятную игру, всегда выигрывают. И уже не ты командуешь ими, а они тобой. В нашем общем «бизнесе» все были как бы на вторых ролях, первая же оставалась за мной. Конечно, я и рисковал больше, но взамен мог всем продемонстрировать свою честность, и поровну делил деньги, которые почти всегда попадали в мои руки. Под разными предлогами (тогда я принимал их за чистую монету) Валентин не участвовал в наших «операциях», зато почти всегда с нами был его друг Андрей, с которым он нас познакомил еще до ухода в армию. Итак, я считал себя чрезвычайно порядочным, ни разу не утаил денег, хотя мог запросто это сделать, и никто не уличил бы меня в этом. И вот однажды, когда постоянный риск надоел, денег не было, сам не знаю, как додумался стащить у матери золотой крест с цепью. Я знал, где у нее лежала коробочка с бабушкиным золотом. Продать крест попросил Валентина. Когда он поинтересовался, где я его взял, не стал скрывать, сказал, как есть. Дня через два или три он заявил, так, мол, получилось, что крест потерян. Помню, если и шевельнулось в душе раздражение, то самое легкое. Что ж – потерян, так потерян. Прошло несколько месяцев. Как-то сидели с Андреем в скверике, болтали о том, о сём, и неожиданно он спросил: «А помнишь, ты дал Вальку крестик? Так он его не потерял. Он носит его под рубашкой. Я сам видел». С этого дня стал высматривать свой крестик. Долго ждать не пришлось. Может, оттого, что стояла жара, он не застегнул рубашку. Я подошел почти вплотную, сомнений не было: всегда полупьяный Андрюшка не ошибся – это был тот самый крест.