Глеб Ларин - Межвековье

4.

На Изя, стали поглядывать местные красавицы, а претендентки и вовсе часами досаждали ему на работе, мешая клиентам и мастеру совершать очередной шедевр. Но, не они, а портниха Галя, старше его на целых пятнадцать лет, стала первой его можно сказать любовью в этом городе.

Так, особо в глаза это не бросалась и только соседки Гали судачили, как по утрам из окна спальни Гали сначала выбирался сам Изя, а потом уж она очень аккуратно передавала ему с рук в руки, его драгоценное орудие труда – аппарат. Почему в окно? Да божешь ты мой! Потому что Галя была замужней женщиной и вскоре их любовь закончилась, поскольку муж вернулся домой с военной службы. И этот муж, пожалуй, был единственным в городе человеком, который не знал, что костюм, который так ладно сидел теперь на Изя, был когда – то в два раза больше его. И перешитый в одну ночь его угодливой и страстной женой, придал фотографу тот шарм, который присущ, пожалуй, всем фотографам мира.

К осени, власти города определили его на работу, и теперь он уже имел свою комнату, рядом с известным уже вам парикмахером Лиманским, с которым он стал не только госслужащим, но и навсегда верными друзьями.

Потом, Изя ненадолго исчез. Оказалось, у него умер отец. Он привез с собой, доставшиеся ему в наследство несколько альбомов фотографий отца и свою подругу детства, дочь друзей семьи отца по имени Руфь.

Об этой Руфь можно было бы написать отдельный роман. Как выяснилось позже, свои отношения они успели оформить еще в родном городе. И поэтому Руфь прибыла в наш город на полных правах жены нашего Изя. Она родила Изя четырех дочерей и сына, красивых как она сама, но слава богу, скромных и молчаливых как Изя. Очень скоро, Руфь располнела и постарела, но ее язык от этого ничуть не утратил своей остроты.

О, этот язык Руфь! Если бы в этом суетном мире был бы чемпионат на самого языкастого человека, то Руфь, несомненно, вошла бы в историю города как многократная чемпионка и обладательница всех мировых рекордов. Мало того, что язык Руфь работал, как мельничные жернова, перемалывая, как зерно, все сплетни и слухи, но только и только она, знала обо все на свете. Не случайно, в нашем городе никогда не было справочного бюро, зачем, если для этого у нас была Руфь?!

Эта женщина всех достоинств, и ее единственным недостатком была, пожалуй, бешенная ревность к Изе.

Все свободное время, которое было у Руфь, она проводила на работе или на площади вместе со своим Изя! Интересно, когда она успевала кормить, обстирать, воспитывать свое немалое семейство?!

Эти посещения были настоящей мукой для Изи. Руфь не только поила Изя чаем и кормила вкусными пирогами, но и бдительно следила, чтобы он не дай бог, прикоснулся к клиентке. И, увы, тогда у Изя получались не самые лучшие снимки.

5.

Будущее казалось Изя и горожанам безоблачным и светлым. Каждый надеялся только на лучшее для себя и детей. И афиша Изя была полна счастливых и беззаботных лиц.

Но вот наступил тридцать седьмой год, и многие клиенты Изя и Мирона Степановича вдруг исчезли. Сначала Изя и Лиманский спрашивали друг друга, куда же пропадают их клиенты, но потом просто молча вздыхали, если в разговоре они узнавали, что снова кто—то из их знакомых уже никогда не придет к ним.

На следующий год, весной, когда Изя снова появился на площади со своей афишей, людей, прогуливавших по ней стало намного больше. Для многих, Изя был как бы той самой перелетной птицей, когда его появление на площади означало, что зима кончилась, и скоро придут теплые дни и все будет хорошо. И снова, в выходные дни, люди заполнили площадь, радуясь весне, и встречи друг с другом.

Но однажды на площади появилась черная машина.

Она сердито сигналила людям и требуя дороги. Объезжая толпы людей, пофыркивая, обдавая всех газом и пылью, она доехала до места, где стоял Изя, и остановилась.

Из машины вышли двое военных и, поправив портупеи, они двинулись к Изе.

Площадь мгновенно умолкла, было слышно, как падает вода городского фонтана. Все смотрели в сторону Изя и его афиши, от которой немедленно разошлись зеваки.

Военные не подошли к Изя, они направились сразу к афише. О чем—то, переговорив, они встали по разные стороны афиши, и со знанием дела разглядывали ее и отрывали некоторые фотографии.

Карточки были хорошо приклеены и поэтому рвались в клочья. Эти клочья срывались с рук военных и разлетались по площади, падая под ноги людям.

Люди молча наблюдали за военными и когда они закончили свою работу и уехали, многие тоже разошлись по домам, аккуратно обходя клочки фотографий под ногами.

Изя тоже ушел, но на следующий день он снова был на площади. И все увидели, он ничего не сделал с афишей и белые пятна, словно раны зияли среди улыбающихся лиц.

И только на следующее лето Изя заклеил их новыми фотографиями.

6.

Да, когда случилась война, Изя на войну не взяли. У него зрение было плохое. А вот Мирон Степанович сам ушел на фронт и не вернулся. Наш Изя очень переживал, когда его друга не стало. Тогда такого горя было у многих.

Люди редко приходили на площадь, и клиентов стало совсем мало. И тогда, Изя зная тех, у кого мужья или отцы были на фронте, часто фотографировал бесплатно.

Он только просил:

– Улыбайтесь! Пусть они верят, что мы их любим и ждем на этой площади! И тогда они обязательно вернутся.

Но вскоре стало ясно, что многие не вернутся на эту площадь никогда. И родные, проходя по площади, часто останавливались у афиши Изя и плакали, увидев их на фото.

И таких людей стало все больше и больше. Этого не могли не заметить работники горкома, окна кабинетов которых выходили прямо на площадь.

– Надо что—то делать, – сказал однажды секретарь горкома. – Нельзя чтобы это продолжалось. Это плохо действует на моральный дух народа. Надо убрать эту афишу. Но сделать это так, чтобы не обидеть Изя и не вызвать у народа ненужных вопросов.

И вот однажды, в разгар рабочего дня, когда на площади почти никого не было, он появился там, в сопровождении двух своих сотрудников.

Вежливо поздоровавшись с Изя, он обошел афишу и, вернувшись к фотографу, сказал:

– Изя, горком ценит тебя, как одного из лучших тружеников города, а также твое мастерство. На последнем заседании горкома принято решение, определить твои фотографии в наш городской музей трудовой и боевой славы.

И не успел Изя и рта открыть, как эти два сотрудника схватили афишу и понесли в сторону музея. А секретарь, довольный своей задумкой, улыбнулся им вслед и, повернувшись, к Изя сунул тому в руку немного денег.

– Это тебе, Изя, на новую афишу, – сказал он. – Вот как одолеем фашистов, пусть на ней будут только счастливые лица.

И как в воду глядел. Очень скоро пришел он день Победы. И заблестели глянцем новые фотографии на новой афише Изя. А там все удалые и веселые лица, все в орденах и медалях, да рядом с родными и любимыми.