Геннадий Мурзин - Хамелеоны. Детективы в стиле ретро

Следователь спросил:

– По имеющимся у нас сведениям, эта ткань была похищена в магазине «Светлана». Что вы на это скажете, гражданин Соловейчик?

Соловейчик, недовольно сдвинув к переносице брови, угрюмо сказал:

– Ну, что я на это могу сказать, гражданин следователь, что?!

– Вам виднее, что сказать.

Все присутствующие с удовлетворением отметили, что и он, подозреваемый, обладает эмоциями.

Соловейчик встал. Но Малышев его остановил.

– Нет уж, вы сидите.

Он сел назад.

– Ответьте на вопрос: вы похитили ткань – да или нет?

Соловейчик развел руками.

– Кто-то предал меня… увы… Никому доверять нельзя. Никому! Ну, что за народ, а? Не народ, а кобылка.

– Как понимать ваши слова? Как признание в содеянном?

Следователь ждал, а Соловейчик не спешил с ответом. Он, понурившись, сидел и теребил пальцами бахрому скатерти. После непродолжительной паузы он поднял глаза на сидевших перед ним милиционеров, обреченно вздохнул и махнул рукой.

– А… выхода нет! Только… прошу учесть, что даю показания добровольно, без принуждения с вашей стороны.

Подполковник Малышев возразил:

– Напоминаю: не вы к нам, а мы к вам пришли.

– Это верно.

Следователь спросил:

– Вы похитили из магазина два тюка костюмной ткани типа «Бостон». Мы нашли в результате обыска только один. Где другой тюк?

– О, да вы прекрасно информированы.

Майор Кадочников, ни на минуту не спускавший глаз с лица Соловейчика, ухмыльнулся.

– Служба, гражданин, служба.

– Это верно: служба – дни и ночи.

– Комплимент? Или…

– Без всяких «или», товарищ майор.

К сидевшим за столом подошел старшина Плотник и, обращаясь к старшему по званию, то есть к подполковнику Малышеву, тихонько сказал:

– Осмотр комнаты закончен.

– Хорошо, – Малышев повернулся к Соловейчику. – Итак, гражданин, вы не ответили на вопрос следователя.

Соловейчик, судя по всему, решился.

– Я отвечу не только на означенный вопрос, но и расскажу все остальное. Я, надеюсь, могу рассчитывать, что чистосердечное признание наш суд учтет? – он с надеждой посмотрел на следователя.

Следователь ответил:

– Скорее, да, чем нет.

И Соловейчик во всех подробностях рассказал о краже. Он рассказывал так быстро, что следователь едва успевал записывать. Кадочников и Малышев, слушая, отмечали про себя, что показания точь-в-точь совпадают с информацией осведомителя уголовки. Даже в деталях. О таком обычно приходится лишь мечтать.

– Гражданин Соловейчик, – обратился вновь к нему следователь, – судя по характеру признательных показаний, вы искренне раскаиваетесь в содеянном.

– Я действительно раскаиваюсь и… стыжусь… Войну прошел, трудился, а тут… Нечистая сила под локоть толкнула… Не знаю, как это мог сделать… Вы можете не верить, но я ждал вас. Я чувствовал, что вы за мной придете. Ночами не спал: от каждого стука вздрагивал… Думал, чтобы пойти к вам, но… боязно… Так и не решился.

– И зря, – сочувственно заметил следователь. – Ситуация могла быть иной.

– Увы, – Соловейчик развел руки, – что теперь говорить… Опоздал я.

В отличие от Александровича, сочувствующего Соловейчику, Малышев и Кадочников продолжали относиться с недоверием к показаниям: слишком уж все просто и ясно. Кто перед ними: заблудшая овца или матерый волк? И то, и другое – не исключается. Но, объективности ради, следует признать, что все говорит в пользу первого, а вот в пользу второго ничто не указывает.

– Скажите, гражданин, – обратился Малышев, – зачем вам такие деньги понадобились? Вы – один. Зарабатываете немного, но достаточно. Что-то случилось? Кто-то вымогает?

– Это дело сугубо личное, не хотелось бы впутывать в это других, не имеющих отношения…

Александрович возразил:

– Вы говорите, а мы сами решим, кто имеет отношение к вашему делу, а кто нет.

– Неудобно, знаете ли…

– Не ломайтесь, – раздраженно бросил Малышев. – Неудобно одно: штаны через голову надевать, но клоуну и это удается.

– У меня есть подруга… фронтовая. Десять дней назад сделал предложение… решили соединиться узами брака…

– Кто она? – спросил следователь. Он спросил, хотя ответ уже знал или, точнее сказать, догадывался.

– Аллочка… Простите, Прошкина Алла Демидовна. На фронте сблизились. Она – военврач третьего ранга, я – командир отделения связи. В сорок втором из окружения под Вязьмой вместе выходили… А через год (так судьба распорядилась) оба в плену оказались. В разных концлагерях были. Меня держали в лагере для военнопленных, под Гомелем. Она, как потом, после войны узнал, была в лагере «Терезин» (это в Чехии). Вновь встретились после победы в Свердловске. Вот… Спустя несколько лет решились…

– Причем тут все это? – спросил Александрович.

– Как же! Я подумал, что нам лучше будет, если купим домик на окраине… Чтобы с приусадебным участком.

– Итак, вам понадобились деньги…

– Да… Но, товарищи милиционеры, она ни при чем. Это я все.

Подполковник Малышев саркастически сказал:

– Какое благородство.

Соловейчик развел руками.

– Так воспитан, – и решительно повторил. – Аллочка тут ни при чем.

Кадочников вновь ухмыльнулся.

– Как «ни при чем»? Она же вам помогала в хищении, а потом и в сбыте.

– Вы и это знаете?

– Знаем, потому что задержана торговка на рынке, через которую Прошкина пыталась сплавить украденное.

– Да… но она не хотела… я уговорил. Она категорически возражала. Моя лишь вина.

Следователь Александрович закончил оформление протоколов обыска и изъятия найденного, дал подписать понятым, все время молча стоявшим в сторонке, дал ознакомиться Соловейчику и попросил также подписать.

Соловейчик внимательно прочитал протоколы и поставил подписи. И спросил:

– Что со мной будет?

– Пока мы задержим вас по подозрению в совершении кражи социалистической собственности, а потом будет предъявлено и обвинение в совершении данного преступления, – ответил следователь и стал собирать исписанные листки бумаги в стопку. – Прошу вас, гражданин Соловейчик, собираться.

Шифротелеграмма в Москву из УМГБ Свердловской области:

«Нами задержаны по подозрению в хищении социалистической собственности Соловейчик Яков Яковлевич 1911 года рождения и Прошкина Алла Демидовна 1913 года рождения. По нашим данным, оба в начале 1942 года выходили из окружения под Вязьмой, а в 1943 году оказались в немецко-фашистском плену. Соловейчик находился в концлагере под Гомелем, Прошкина – в концлагере «Терезин» (Чехия). Оба были освобождены в результате наступления Красной Армии.

Прошу проверить по архивам обстоятельства, при которых указанные лица попали в плен и обстоятельства их освобождения из плена. О результатах – информируйте. Генерал Чернышев».