Геннадий Мурзин - Хамелеоны. Детективы в стиле ретро

– Вот как? А мне докладывали, что подозреваемый дает правдивые показания; что у него на квартире во время обыска обнаружено похищенное; что история предельно проста и может уже через месяц пойти в суд… Если, конечно, вы все там не сочтете возможным прекратить уголовное преследование…

– По закону, товарищ генерал, не положено. Не на поруки же отпускать?

– А почему бы и нет? Как-никак фронтовики – оба.

– Не мне этот вопрос решать: суду. Думаю, там учтут и это обстоятельство.

– У тебя, что, есть сомнения насчет их прошлого?

– Не знаю, как и сказать… Очевидного – ничего, однако…

– Тогда зачем надо было в Москву слать запрос?

– Это, собственно, не моя инициатива… Это – капитан госбезопасности Целищев настоял. Узнав, что задержаны находившиеся в плену… Сами знаете, какая у них установка. Не грех, мол, лишний раз перепроверить. Они…

– «Они» – это мы, подполковник, – поправил его генерал.

– Это так, но задачи все же у нас разные.

– Задачи, может, и разные, а вот цель одна – чтобы социалистическое общество с каждым днем здоровело; чтобы твердо и победно все мы шли к коммунизму.

– Согласен, товарищ генерал.

– И на том спасибо, – по лицу генерала пробежала улыбка. – Работайте. Не собираюсь мешать. Поступайте, как считаете нужным. Не хватало, чтобы я занимался каждым воришкой.

– Но воришки-то бывают разные, – заметил подполковник и взглянул в глаза генералу.

– Верно: далеко не по каждому вору звонит Савинов…

– Давят? – спросил Малышев.

– Ну, ты тут перебрал. На меня давить – пустая трата времени. Я и сам могу так надавить… на кого хочешь… что косточки захрустят.

– Это – хорошо!

– Что «хорошо»?

– Все.

– Хорошо-то хорошо, подполковник, но ты тоже будь поумнее, когда разговариваешь с бывшими «комсомолятами», между нами, мальчиками говоря. Вспыхиваешь, как порох, после первого же слова… дерзишь. А они этого там не любят. Я тебе уже как-то говорил, что надо быть подипломатичнее, когда имеешь дело с ними. Я уже советовал тебе: слушай их наставления, согласно кивай, а сам действуй так, как тебе подсказывает совесть и закон.

– Не могу… не умею, товарищ генерал… не обучен.

– Не можешь? Тебе трудно действовать по закону?

– Нет… Не могу лицемерить.

– Ишь ты! А я могу?! Мне-то гораздо больше приходится выслушивать. И ничего! Гибче надо быть, гибче, подполковник. Прямолинейность – не всегда во благо.

– Не умею, – упрямо повторил Малышев.

– Учись! Интересы дела этого требуют.

– Обидно, товарищ генерал…

– Да? Что-то новенькое.

– Обидно, поскольку знаю мотив их защиты руководителей магазина «Светлана»… а… прикрываются партией…

– Не думаешь ли, что я не знаю, что они там пасутся; что имеют свой личный интерес? Знаю, все знаю… И тем не менее выслушал с видимым вниманием все, о чем говорил мне Савинов… И даже пообещал хорошенько наподдавать тебе, чтобы ты «не попирал социалистическую законность».

– От вас, товарищ генерал, я готов… если вы так считаете.

Генерал расхохотался.

– Чудак! Не понял? Я тебя в обиду не дам! Никому!

– Но…

– Но ты тоже постарайся пореже меня подставлять, понял? Не думай, что мне так уж приятно выслушивать этих зануд. Особенно, когда по таким вот пустякам.

– Слушаюсь, товарищ генерал!

– То-то же! – генерал шутливо погрозил ему пальцем. Но потом все же добавил. – Надеюсь, все, о чем мы тут с тобой говорили, останется исключительно между нами?

– Естественно, товарищ генерал! – ответил Малышев и встал. – Разрешите идти?

– Иди… И работай.

– Спасибо, товарищ генерал.

– За что?

– За то, что «наподдавали».

– Хорошо наподдавал?

– Так точно!

– Иди. И скажи там Некрасову, чтобы чайку свеженького спроворил.

Шифротелеграмма из Москвы в УМГБ Свердловской области:

«В ответ на запрос сообщаю:

а) согласно архивным данным, Соловейчик Яков Яковлевич освобожден из плена частями 126-й дивизии 6-й гвардейской армии 2-го Белорусского фронта; проверку проходил в особом отделе дивизии; судя по имеющемуся рапорту лейтенанта особого отдела дивизии Ефремова, ничего подозрительного или заслуживающего внимания в отношении названного лица не установлено; после проверки Соловейчик был зачислен в названную дивизию в качестве санитара медслужбы; замечаний по службе не имел; после демобилизации изъявил желание поехать жить в Свердловск, где, по его словам, живет единственная, оставшаяся в живых, его родственница, фамилия которой не указана; по имеющимся сведениям, Соловейчик родился и вырос в селе Нагорное (в двадцати пяти километрах западнее Каменец-Подольска), которое до присоединения к Украине в 1940-м году входило в состав Польши;

б) согласно архивным данным, Прошкина, лейтенант медицинской службы, пошла на фронт добровольцем, работала военврачом в медсанбате 146-й дивизии Западного фронта; в декабре 1942 года дивизия попала в окружение; часть красноармейцев вышли из окружения, часть присоединилась к партизанскому отряду Федорова; некоторые оказались в плену, в том числе и Прошкина; означенное лицо находилось в нескольких концлагерях; в декабре 1944 года (вместе с другими военнопленными) была освобождена частями того же Белорусского фронта из лагеря «Терезин»; после проверки в особом отделе 6-й гвардейской армии (проверку осуществлял лейтенант Климчук) Прошкина была зачислена в медсанбат военфельдшером 126-й дивизии; ничего порочащего за ней не числится; Прошкина подружилась с Соловейчиком и после демобилизации уехала в Свердловск вместе с ним; до ухода на фронт Прошкина жила в Рязани, где и окончила медицинский институт.

Лейтенант особого отдела дивизии Ефремов Василий Алексеевич в настоящее время в отставке, на пенсии и проживает в Ростове по ул. Красноармейской, 111.

Лейтенант особого отдела армии Климчук Степан Семенович уволен в запас и сейчас работает заместителем директора школы №9 в Брянске и проживает по адресу: Ленина, 16, кв.146.

За содействием – обращайтесь. Полковник Астраханцев».

УМГБ. Кабинет капитана госбезопасности.

Целищев просматривал свежий номер газеты «Правда» с очередным (на четверть первой страницы) портретом товарища Сталина, когда в его кабинетик на третьем этаже вошел Ярошенко.

– Товарищ капитан, арестованный доставлен. Ввести?

– Давай-давай.

Тот вышел и через минуту вновь появился, но теперь уже сопровождал Соловейчика.

– Присаживайтесь, пожалуйста, гражданин Соловейчик, – обратился к нему Целищев.

Ярошенко остался стоять у дверей.

– А ты можешь быть свободен… Пока.

– Но, товарищ капитан…

Ярошенко хотел возразить и сказать, что согласно инструкции он не может оставлять арестованного один на один со следователем: мало ли что может тот выкинуть. Целищев прервал его.