Анара Ахундова - Отныне и навсегда

Я встречал недобрых людей на своем пути, и это тоже было страдание. Я болел и был на краю гибели. Я видел несправедливость. Я был одинок. Но всех бед, всей боли я познать не могу! – вдруг вскричал он. – Дорога привела меня в здравницу для бедняков. Я устроился туда санитаром. Рабочих рук там так мало, что берут всех, даже таких, кто совсем не знает медицинского дела. Я видел многих несчастных людей. Болезнь – лишь малая часть тех страданий, что выпали на их долю. И я рыдал вместе с ними. И я убивался их горем. И было мне так плохо, что мрак окутал мою жизнь. И никакого просвета не было в ней. И я спрашивал Господа, за что эти люди так мучаются? И я понимал, что никак не имею права утешать их, – покачал головою Молодой Человек. – Ведь не могу же я отнять себе ноги, чтобы ободрить калеку. Или лишить себя слуха. Или устроить так, чтобы мои родные ушли из жизни…. И я пришел к тебе сказать, что ничего у меня не вышло. Что все зря…

Мастер положил руку на плечо Молодого Человека.

– Боль – не враг нам, – сказал он. – Она дана нам для того, чтобы обогатить нас. Чтобы сделать нас лучше. И, разумеется, это невозможно – познать всю боль на свете! Но ты познал нечто большее. Ты познал природу страданий. Выстрадать чужую боль, пропустить через свое сердце чужое несчастье – не так легко, как может показаться. Ты не просто справился. Ты превзошел мои ожидания!

Молодой Человек удивленно глядел на Мастера. Он молчал долго. А затем в глазах его появился прежний, хоть и очень слабый, огонек надежды.

– Значит, – проговорил он неуверенно, – теперь ты станешь меня учить?

Мастер рассмеялся добрым красивым смехом.

– Мне больше нечему тебя учить! – отвечал он.

В одном большом городе жил человек. Весь день он работал и занимался домашними делами. А вечером он пересчитывал сборщиков винограда. Нарисованных сборщиков винограда. У него на стене висела репродукция Ван Гога «Красные виноградники в Арле». Ему очень нравилась эта картина. На ней было двадцать шесть сборщиков винограда. И он пересчитывал их. Порою по несколько раз. После этого ему становилось спокойно на душе, и он ложился спать. Гулять он не ходил, друзей не имел. Напротив его дома было кафе с верандой, на которой стояли столы и стулья. Иногда он смотрел из окна, на то, как люди сидят в этом кафе вечером, как они разговаривают, едят и смеются. И тогда он думал, может и мне сходить, присесть за свободный столик, попросить чаю? Из-за этого он начинал страшно волноваться! Как он возьмет и просто так вот зайдет в кафе? Один? Как он попросит чаю? Нужно будет пить этот чай. А потом подзывать официанта, чтобы попросить счет. Нет-нет, он не может. Ему становилось так страшно, что он убегал прочь от окна. Он спешил к своей картине и начинал пересчитывать сборщиков винограда. Он пересчитывал их до тех пор, пока не чувствовал себя лучше, и тогда отправлялся спать.

И так продолжалось изо дня в день. Пока однажды не произошло кое-что очень странное. Человек как всегда пришел домой с работы, приготовил ужин, поел, погладил себе чистенькую рубашку на завтра, подошел к окну и после отправился считать сборщиков винограда. Одного не хватало. Сначала он не очень удивился. Иногда такое бывало с ним, когда он уставал, например, и мог пропустить одного-двух. Он пересчитал повторно, но снова вышло двадцать пять, а не двадцать шесть. Человек велел себе быть внимательным и снова взялся за дело. Но один сборщик винограда все никак не хотел пересчитываться. И человек даже не мог понять, которого именно не хватает. Он вглядывался в картину, но не мог заметить бреши в ней. Куда же тот подевался? Человек продолжал считать до тех пор, пока картина не поплыла у него перед глазами. Двадцать пять. Их было двадцать пять. Человеку стало душно, он сел прямо на пол и тяжело задышал. Ему казалось, что потолок давит на него и вот-вот расплющит в лепешку. Цепляясь за стену, он все же встал, медленно подошел к окну и распахнул его. Свежий воздух хлынул в комнату. Приятный, чуть прохладный вечерний воздух. Человек стоял у окна, опершись о подоконник, и дышал. Там, внизу, напротив, гудело кафе. Он думал, что вот-вот умрет. Но он не умер. Вскоре ему стало легче. Он отошел от окна, снова вернулся к картине, посмотрел на нее, не пересчитывая более сборщиков винограда. Он кивнул головой несколько раз. Затем надел выглаженную рубашку, пальто и шляпу и… вышел на улицу.

– Ты помнишь? Помнишь, каким был мир? Как ярко светило его солнце! Каким высоким, каким пронзительно голубым было небо! И как сладкозвучно пели птицы… А какие были дожди! Как шумно и яростно проливались они. Как величественно громыхали громы. Какими ослепительными были вспышки молний. А как мы ходили! Мы почти не касались ногами земли. Мы были легки и беззаботны и всегда смеялись и смеялись. Ты помнишь, какими красивыми были люди? Как они чудесно одевались? Как разговаривали? А какие были зимы! Снега было так много. И был он таким чистым. А как мы танцевали! Боже! Мы могли протанцевать всю ночь. Всю ночь напролет! Всю ночь…

– Глупый ты старик. Этот мир совсем не изменился. Просто тогда мы были молоды. И все вокруг казалось таким необыкновенным. Погляди! То же солнце светит и теперь. То же небо над головой. И птицы поют точно так же!

– Значит, все это померкло. И ничто не радует… если в это мире больше нет тебя.

– Но я живу именно тогда, когда ты радуешься! Ведь теперь я – часть тебя. Как же ты этого не поймешь! Ищи меня в том, что так любил. Во вкусе шоколадного мороженого. В солнечных бликах на поверхности пруда. В аромате сирени и жасмина. В шорохе ветра, забравшегося в кроны тополей. В детском смехе. В прелести тихого утра. В старом французском кино. В звездах на небе. В звоне колоколов. Ищи меня там, где был счастлив. Ищи меня в своем сердце.

– Кажется, я вижу, как трава наливается соком и краской…

И пронесся по миру слух о близости страшного часа. О том дне, когда все вокруг поглотит тьма. В панике стали люди метаться, не зная, что делать и как быть. Они принялись скупать свечи и керосин, запасаться дровами, спичками и провизией.

А страшный час был не россказнями. И когда он действительно наступил, горько пожалели те, кто не верил слухам. Стали они ходить по улицам с последними огарками и головешками, звать на помощь соседей, стучаться в их двери. Но те крепко заперлись в своих домах. «Как бы самим хватило! А тут еще делись…. Сами виноваты, думать нужно было!»

Однако свечи и лампы гасли, дрова не занимались, еда исчезала прямо на глазах. И вскоре запасливых тоже настигла тьма.

Не зная иного выхода, высыпали люди на улицу и встретили тех, кто некогда просил их помощи. «И поделом вам! Так-то! Будете знать!» «Так это вы во всем виноваты! Вы крали нашу еду и портили наши дрова!» Они ненавидели друг друга. И тьма сгущалась вокруг них.

Читать дальше